Девушка на скале   ::   Кервуд Джеймс Оливер

Он не предполагал, что когда-нибудь повторит свой рассказ. И вдруг — он сам выдал свою печальную тайну. Но это его не только не огорчило, но даже обрадовало. Он сам поразился происшедшей в нем перемене. Этот день был для него ужасным. Он не мог выбросить ее из головы. А сейчас горькие воспоминания перестали терзать его душу. Он встретил человека, вдохнувшего в него новые силы.

В третьем вагоне Дэвид сел на свободное место. Впервые за много месяцев он испытывал какое-то возбуждение, причин которого сам не понимал. Что подразумевал отец Ролан, когда, крепко сжимая его руку, произнес: «Одному я научился лучше, чем большинство из вас, живущих в цивилизованной стране: как найти дорогу заблудившемуся в жизни человеку»? И что он хотел сказать, прибавив: «Не отправитесь ли вы со мной?» Отправиться с ним? Куда?

Новый внезапный порыв бури налетел на окно вагона. Дэвид внимательно вглядывался в темноту ночи, но ничего не мог различить. Там царил абсолютный мрак. Только слышны были плач и стоны ветра между деревьями.

Что же хотел сказать отец Ролан, приглашая его отправиться с ним туда?

Дэвид прижался лицом к холодному стеклу и стал еще пристальней всматриваться. Этим утром отец Ролан сел на поезд на пустынной маленькой станции и занял место рядом с ним. Они познакомились. Отец Ролан рассказал ему об этих огромных лесах, которые тянутся беспрерывно на сотни миль по направлению к таинственному Северу. Он любил их даже теперь, когда они, холодные, белые, лежали по обе стороны дороги. В его голосе чувствовалась радость, когда он говорил, что возвращается к ним. Они составляли частицу его мира — мира «тайн и дикого величия», как он его называл, мира, простиравшегося на тысячу миль от Гудзонова залива до Западных гор. А вечером отец Ролан спросил: «Не отправитесь ли вы со мной?»

Сердце Дэвида забилось сильнее. Тысячи маленьких снежинок ударялись в окно, как бы бросая вызов его мужеству. С бешеной яростью ветер разметал сугробы, и снежные вихри один за другим налетали на Дэвида. Только темное стекло защищало его. Казалось, буря, точно существо, угрожала ему, приглашала его выйти наружу, напоминая забияку, с бранью показывающего кулаки. Дэвид всегда немного боялся зимы. Он не любил холода, ненавидел снег. Но эта буря, набрасывавшаяся на него через окно, вызывала в нем какое-то странное возмущение. В нем зародилось желание, вначале капризное и нерешительное, подставить свое открытое лицо под уколы ветра и снега. Это был мир отца Ролана. Отец Ролан звал его туда, а ночь насмешливо угрожала. Словно забывшись, Дэвид рассмеялся странным прерывистым смехом. Впервые за год он издавал звуки, напоминавшие смех. Он быстро обернулся, как будто встретился со взглядом женщины, сидевшей по ту сторону прохода.

Сначала Дэвид увидел только глаза — большие темные вопрошающие глаза, смотревшие на него как бы в надежде найти ответ на какой-то важный вопрос. Никогда в жизни он не видел в глазах такого выражения беспокойства и печали. Затем он разглядел и лицо — уже немолодое. Женщине было за сорок лет. Но годы мало отразились на ее внешности, напоминавшей своей красотой цветок с поникшими лепестками. Прежде чем Дэвид успел ее лучше разглядеть, женщина медленно, нерешительно отвела свой взор, словно не совсем уверенная в том, что нашла то, чего искала.

Дэвид, пораженный, смотрел на нее с еще большим интересом. Она наклонилась к окну и пристально всматривалась в темноту. Дэвид обратил внимание на ее тонкие руки, бледное лицо с худыми, впалыми щеками и тяжелые пряди ее густых волос, тускло блестевших в свете лампы. В ее темно-каштановых, почти черных волосах кое-где серебрилась седина.