Кошки в мае   ::   Тови Дорин

Неофициально, разумеется, а то бы пришлось за это платить. Сидни отгородил угол кухни под великолепную ванную, а соорудив ее, два темных зимних вечера, когда его соседи сидели у телевизоров, копал под каменными плитами, точно форель на майского жука, поднялся к тому месту, где мимо его коттеджа проходила вонючка, как он ее назвал, и подсоединился к ней. При желании он мог бы без малейших помех принимать по десять ванн на дню. Но Сидни был против принятия ванн из принципа — только расслабляют, утверждал он. Ему просто нужна ванная не хуже, чем в муниципальных домах, и все. Мы же, наоборот, и сведя мытье в ванной до голодного минимума (Чарльз утверждал, что даже мысль об этом заставляет его ощущать себя заросшим грязью изгоем), всякий раз, спуская воду, слышали это гнусное бульканье, от которого кошки приходили в дикий восторг, мчались в ванную и выкрикивали угрозы в отводную трубу. А крышка смотрового колодца угрожающе приподнималась. Когда же дело дошло до того, что стоило нам вылить воду в кухонную раковину, как она затопляла ванну Чарльз сказал, что необходимо принять меры. Обычно Чарльз такой торопливостью не отличается. Например, когда он снял в доме все дверные ручки, чтобы их выкрасить, прошел не один месяц, прежде чем он водворил их на место, хотя людям, чтобы войти, постоянно приходилось прибегать к штопору. «Рим, — заявил Чарльз, — не один день строился (а люди по всему коттеджу сражались с дверями и клялись, что их ноги больше в этом доме не будет), ну и обновление его — особенно покрытие шести ручек черной эмалью — требует времени».

Другое дело — сточные трубы. Когда они закапризничали, до приезда тетушки Этель оставалась одна неделя, и их необходимо было утихомирить, учитывая характер тетушки Этель, старой ведьмы в самом соку, как выразился старик Адамс, наш сосед, в тот день, когда услышал, какой крик она подняла, потому что Соломон оставил свой автограф, грязные отпечатки больших лап, на ее ночной рубашке. Он бы на ней и за десять фунтов не женился. Да, принять меры было необходимо. Но когда мы позвонили водопроводчику, к несчастью, оказалось, что раньше чем через две недели он за это не возьмется, и в результате (о чем я стараюсь не вспоминать, и особенно по ночам, когда думаю о Чарльзе и о кошках, внушая себе, что мне есть, есть чему радоваться!) Чарльз и Сидни взяли это на себя.

На счету Чарльза имеется немало катастроф. Например, как-то раз он навинтил в прихожей новые бра и, экспериментируя с подсоединением к проводке, получал весьма интересные результаты. Сначала стоило нажать на кнопку выключателя, и в гостиной зажигались все лампы, хотя прихожая оставалась темной; затем, после кое-каких манипуляций, он добился еще более замечательного феномена — при нажатии кнопки в доме перегорели все лампочки, и наконец («Уж если это не поможет, — ликующе заявил Чарльз, появляясь из чулана с большой отверткой в руке, — так и рассчитывать больше не на что!») роскошный финал: он включил рубильник, и в долине погасли все огни.

И тот раз, когда он сложил ограду из камней и, по меньшей мере, четверо стариков, предвкушая пинту пива а «Розе и Короне», заявили, что лучше кладки они не видели с тех пор, как совсем мальцами были, и что сердце радуется, что старое-то ремесло еще не позабыто! Но едва последний из них, ковыляя, скрылся за поворотом, как ограда рухнула и надолго завалила дорогу. Ну, а Сидни... Несколько лет назад рабочие почтового ведомства неделю убирали местные телефонные провода под землю, и едва их зеленый фургончик укатил в город, как Сидни, который тогда работал у соседнего фермера, беззаботно отправился пахать и перерезал плугом кабель пополам. Ну, и можете себе представить, как эта парочка приводила в порядок нашу канализацию.