Первая любовь   ::   Коковин Евгений Степанович

Завтра мы с ней на два дня поедем в деревню. Будем там собирать цветы и ловить рыбу. Галинка гово­рит, что в деревне очень хорошо.

– А мы завтра опять уходим в море, – сказал я с тоской и вдруг решился на то, о чем все время думал. – Оля, мне нужно вам что-то сказать.

Оля с удивлением взглянула на меня.

– Оля, – я чувствовал, как деревенеет мой го­лос. – Вы не рассердитесь, если я вам что-то покажу?

– Почему же мне сердиться?

– Дайте честное слово, что не рассердитесь!

– Честное слово, – Оля еще раз с недоумением по­смотрела на меня.

Тогда я решительно вытащил один снимок и показал ей. Оля как будто даже испугалась.

– Где ты взял? – взволнованно спросила она.

– Оля, вы обещали не сердиться.

– Нет, правда, Дима, где ты ее взял? – уже более спокойно спросила Оля.

– Я обо всем расскажу. – Она вдруг перешла со мной на «ты», и мне стало как-то проще с ней разгова­ривать. – Оля, ты можешь подарить мне эту карточку?

– Зачем тебе?

– Нужно. Ну, просто на память.

– Нет, нельзя. У тебя увидят.

– Нет, Оля, не увидят. Честное слово, я ее далеко спрячу. Только ты подпиши!

Мы шли по набережной и разговаривали, не глядя друг на друга. Я рассказал о том, как заказывал и вы­купал снимки.

– Оля, ты обещала не сердиться. Подпиши!

Мы переходили через мост. Оля взяла карандаш и подошла к перилам моста. Через полминуты фотогра­фия с подписью уже была в нагрудном кармане моей куртки.

Навстречу нам шла Галинка Прокопьева. Олина подруга.

– Только, пожалуйста, никому не показывай, – сказала Оля. – Вон идет Галинка. До свидания!

– Не покажу, честное комсомольское! – ответил я и отдал Оле конверт с двумя другими снимками.

Она ушла вперед. Я остался на мосту, вынул кар­точку и прочитал: «Товарищу детства на память о Соломбале».



ГЛАВА ТРЕТЬЯ

КОСТЯ С НАМИ

Отход «Октября» был назначен на двенадцать часов.

Пароход стоял у причала Красной пристани, скры­тый от города высокими складскими зданиями. Из-за крыш виднелись только белые верхушки мачт и чуть провисшая двухлучевая антенна.

Посмотрите на наш «Октябрь» издали, с реки, или лучше всего через полчаса, когда он отправится в рейс, – на ходу. Красавец! Моряки любят шутить, подсмеиваться друг над другом. Но когда дело коснется судна и работы, они говорят кратко и точно. Три трюма, осадка – восемнадцать футов, машина – 950 сил, ско­рость – десять узлов. Это и есть наш «Октябрь».

Фамилия нашего капитана – Малыгин, ему сорок три года. Старший механик Николай Иванович, старый член партии, бывший подпольщик. Если потребуется по­дать радиограмму, обращайтесь к радисту Павлику Жаворонкову. Он же секретарь комсомольской ячейки «Ок­тября». Чистюля боцман Родионов не терпит на палубе соринки. За грязь он здорово ругается. Будьте осторож­ны! Завтраки, обеды и ужины готовит мастер камбуза Гаврилыч, повидавший на своем веку все моря и оке­аны…

Впрочем, рейс предстоит длительный, на Новую Зем­лю, и мы еще успеем познакомиться со всей командой «Октября».

Погрузка давно закончилась. Люки трюмов уже за­крыты и затянуты брезентом. На мачте поднят отход­ной флаг. Внизу глухо вздыхает прогреваемая машина.

Капитан ходит по палубе, – нервничает, то и дело вытаскивая часы. Время отхода приближается, а на суд­не еще нет старшего механика.

– Этот отдел кадров в последнюю минуту всегда что-нибудь подстроит, – с досадой сказал капитан, об­ращаясь к третьему помощнику. – Сходите, Алексей Иванович, поторопите их там!

Вчера вечером по приказанию начальника пароход­ства с «Октября» неожиданно сняли машиниста второго класса и кочегара. Обоих отправили учиться. Отдел кадров обещал рано утром прислать замену, но обеща­ние так и осталось обещанием. Старший механик сидел в пароходстве и ожидал новых машиниста и кочегара.