Путешествие на Кон-Тики   ::   Хейердал Тур

Я посмотрел на так хорошо знакомый мне заголовок: «Полинезия и Америка; проблема доисторических взаимоотношений», сунул рукопись подмышку и сбежал вниз по лестнице на улицу, где меня сразу подхватил и понес людской поток.

В тот же день вечером я стучал в дверь старого дома, стоявшего в углу, в стороне от Гринвич Вилладж. Сюда я охотно приходил, когда чувствовал, что волновавшие меня вопросы усложняют мою жизнь.

Небольшого роста худощавый человек с длинным носом сперва приоткрыл слегка дверь, а затем с широкой улыбкой распахнул ее и впустил меня в квартиру. Он сразу провел меня в маленькую кухоньку; через несколько минут я уже накрывал на стол, а он тем временем готовил на газе двойную порцию какого-то непонятного, но приятно пахнувшего кушанья.

— Хорошо, что ты пришел, — сказал он. — Как дела?

— Отвратительно, — ответил я. — Никто не хочет читать рукопись.

Он наполнил тарелки, и мы набросились на содержимое.

— Дело в том. — сказал он, — что все, к кому ты обращаешься, думают, что с твоей стороны это лишь досужие домыслы. Сам знаешь, сколько здесь, в Америке. людей носится с самыми удивительными идеями. — Но есть еще одно обстоятельство, — заметил я.

— Да, — согласился он: — твой метод доказательств. Все они являются специалистами в одной какой-то области и не верят в метод работы, связанный с привлечением доказательств из различных отраслей знаний, от ботаники до археологии. Они сужают свой кругозор, чтобы иметь возможность более сосредоточенно вникать вглубь вопроса, заниматься деталями. Современная исследовательская работа требует, чтобы каждая отдельная отрасль науки изучалась сама по себе и как можно глубже. Редко, когда кто-нибудь собирает воедино данные различных отраслей науки, исследует их и обобщает.

Он поднялся и достал большую рукопись.

— Вот смотри, — сказал он, — это моя последняя работа об изображении птиц на вышивках китайских крестьян. Я писал ее семь лет. но зато ее сразу же приняли к печати. Сегодня нужны детали.

Карл был прав. Но решать загадки Тихого океана, не осветив их со всех сторон, было по-моему, равносильно игре в шахматы фигурами только одного цвета.

Мы убрали со стола, и я помог Карлу вытереть посуду.

— Есть какие-нибудь новости из Чикагского университета?

— Нет.

— А что сказал тебе сегодня твой друг из музея? Я несколько помедлил с ответом.

— Он тоже не проявил никакого интереса. Он сказал, что, так как у индейцев были только простые плоты, бесполезно обсуждать возможность открытия ими островов Тихого океана.

Маленький человечек принялся вдруг с ожесточением вытирать свою тарелку.

— Да. — сказал он наконец, — говоря по правде, мне это тоже кажется весьма существенным препятствием на пути признания твоей теории.

Я мрачно посмотрел на маленького этнографа, которого считал своим верным союзником.

— ~ Постарайся понять меня правильно, — поспешил он заметить. — Я верю, что ты прав, но в то же время все это очень непонятно. Моя работа об изображении птиц подтверждает твою теорию.

— Карл, — сказал я, — я настолько уверен, что индейцы перешли Тихий океан на плотах, что готов построить такой плот и пересечь на нем Тихий океан. Я докажу, что это возможно!

— Ты сошел с ума!

Мой друг принял мои слова за шутку, но усмехнулся он все же с некоторым испугом.

— Ты не веришь, что это возможно?

— Нет, ты сошел с ума! На плоту?

Он не знал, что еще сказать, и вопросительно смотрел на меня, как бы ожидая улыбки, которая выдаст. что я шутил.

Но ждал он напрасно. Я понял, что никто не согласится с моей теорией: ведь между Перу и Полинезией простирается необозримая водная пустыня, через которую я хотел перебросить мост посредством доисторического плота.

Карл по-прежнему выжидающе смотрел на меня.

— Пойдем пройдемся и выпьем стаканчик, — предложил он.

Мы пошли и выпили четыре.