Сатанстое (Чертов палец)   ::   Купер Джеймс Фенимор

Дирк расстался со мной в Таппан-Сиа, так как оттуда шел ближайший путь к нему в Рокланд, где его с нетерпением ожидала его семья, а я на другой день после разлуки с ним высадился в Нью-Йорке.

Дядя и тетя Легг приняли меня с распростертыми объятиями, и когда узнали, что я участвовал в экспедиции на север, меня стали приглашать во все дома подряд и чествовать, кто как мог и как умел. Но я спешил в Сатанстое. Остановившись в Кингсбридже, чтобы пообедать, я не мог устоять против искушения пройти на тот холм, откуда Дирк впервые показал мне Лайлакбеш.

Когда я вернулся в гостиницу, хозяйка, мистрис Леже, прислуживая мне, сказала:

— Я слышала, мистер Литльпэдж, что вы были на севере! Видели вы там наших уважаемых соседей, мистера Мордаунта и его прекрасную дочь?

— Да, мистрис Леже, я их видел! Земли моего отца находятся рядом с их землей, и я гостил у них некоторое время. А вы не имели от них известий?

— Нет, я только слышала, что мисс Аннеке к нам больше не вернется!

— Да почему же не вернется, скажите ради Бога! — невольно воскликнул я, не на шутку встревоженный.

— Во всяком случае, не вернется как мисс Аннеке, — усмехнулась хозяйка, — потому что она вскоре должна стать леди Аннеке!.. Разве вы не встречали там генерала Бельстрода, кажется, или, если он не генерал, то во всяком случае офицер в больших чинах! Говорят, он за мисс Аннеке очень ухаживает.

— Да, да, и что же говорят об этом генерале? — полюбопытствовал я.

— Говорят, что они в будущем месяце поженятся, а некоторые уверяют, будто они уже обвенчались и что отец дал за дочерью Лайлакбеш и, кроме того, еще добрых четыре тысячи фунтов стерлингов в придачу за такую честь! А я говорю, что мисс Аннеке и без этого стоит любого английского лорда!

Я даже не потрудился разуверить мистрис Леже в ее предположениях и уехал, совершенно спокойный за свою судьбу.

Надо ли говорить, как меня встретили в Сатанстое? Матушка не могла оторваться от меня: отец даже прослезился, а лед долго обнимал и целовал, затем начались расспросы и рассказы без конца. После обеда мать позвала меня к себе в спальню и сказала:

— Корни, дитя мое, ты не рассказал мне ничего интересного для меня о Мордаунтах!

— Как, мамаша, я вам говорил и о наших свиданиях в Альбани, и о нашем совместном путешествии, о приключении на реке и обо всем, что произошло в Равенснесте!

— Да, да! Но для меня все это не столь важно, я хотела бы знать что-нибудь об Аннеке. Правда ли, что она собирается вскоре выйти замуж?

— Совершенная правда! Я слышал об этом от нее самой!

— Как? И она могла тебе это сказать сама? Значит, честолюбие и чванство могут ослепить даже и такую чистую и прекрасную душу!

— А в чем вы видите честолюбие и чванство, мамаша? — спросил я.

— Но мне кажется, что выбор ее остановился на этом майоре Бельстроде…

Далее я не мог уже продолжать этой шутки и поспешил сообщить моей доброй матушке всю правду.

Радость ее была поистине трогательна, и ее разделила с нею вся семья.

Я вернулся в Сатанстое в конце июля, а к середине сентября Мордаунты должны были вернуться в Лайлакбеш, так что мне приходилось ждать почти два месяца. Но я это время прекрасно провел в Сатанстое, занимаясь нашим хозяйством, отцовскими счетами и строя планы нашего будущего счастья. Я так любил свое старое поместье, что мне казалось, что нигде в целом свете нет ни таких плодов, ни таких овощей, как у нас; нет ни таких лугов, ни таких рощ, которые были так милы моему сердцу.

Это был радостный для меня день, когда наконец к нам прискакал слуга мистера Мордаунта с известием, что его господин со всем семейством прибыл в Лайлакбеш и что меня просят завтра туда к завтраку.