Соленый пес   ::   Кнорре Федор Федорович

После этого Солёный, считая по закону требуху своей, наступил на неё лапой и с наслаждением принялся за еду. Старик, не смея подойти, хныкал и топтался поодаль, сам неуверенный в своём праве. Солёный, утолив первый голод, стал есть помедленней, а утолив второй голод, начал совсем медленно жевать требуху. Тогда старый пёс совсем потерял голову, подполз поближе и, умоляюще повизгивая, потянул к себе кусочек. Солёный рявкнул на него, и старик, в страхе закрыв глаза, припал к земле, не выпуская изо рта ухваченного кусочка. Потом, видя, что его не трогают, осторожно оттянул кусок в сторону и, захлёбываясь от удовольствия, стал есть. Отправляясь на ночлег, Солёный заметил, что старик преданно трусит за ним по пятам на своих негнущихся лапах. Рядом с Солёным он не боялся других собак…

По ночам Солёному снились сны о прежней жизни. Ему снился боцман. Он шёл к нему навстречу по палубе, и Солёный от радости вставал на задние лапы, клал свою большую голову ему на грудь, а тот трепал и поглаживал ему уши, приговаривая басом. Звуки были знакомые, такие дружественные! Боцман, как всегда, говорил сначала: «Эх ты, рыжий… ры-ыжий, конопатый, убил дедушку лопатой!..». Потом с глубокой укоризной спрашивал: «А?.. Зачем, бесстыжий, ты убил дедушку лопатой? Отвечай, зачем?..» И так как на вопрос надо было отвечать, Солёный, оскалив в улыбке зубы, бурчал и покусывал ему руку. Проснувшись, он увидел голый пустырь, заросший пыльной травой, заваленный битым кирпичом, свалку, где сияли при луне осколки разбитой фаянсовой тарелки, и дохлую собаку со вздувшимся животом и оскаленными зубами на груде консервных жестянок. Лёжа рядом с ним, старый пёс осторожно вылизывал Солёному порванное в драке ухо… Он не мог больше спать и побежал опять на пристань. Белый город спал при луне. Все двери были заперты. За ними спали люди. Была заперта вся еда, всё тепло. На улицу проникали только запахи запертого хлеба, тёплых ужинов, хранящегося в кладовках мяса. Глухо и могуче загудел пароход, и Солёный помчался со всех ног: ему показалось, что опять уходит, исчезает «его» корабль.

У знакомого причала стоял только что подошедший пароход. С него спускали трап. Но всё было чужое. Он дождался, пока сойдёт на берег первый человек. Запах был чужой. И он поплёлся обратно из порта. Он уже стал терять к нему интерес. Море он любил по-прежнему, и если он не опаршивел от своей жизни на пустыре, то, наверное, потому, что плавал каждый день в солёной воде. Людям он научился не доверять. Узнал, что человека с палкой надо бояться, от человека с камнем надо увёртываться. Когда человек протягивает к тебе руку, нельзя давать к себе притронуться, лучше укусить руку, чем позволить себя взять за шиворот. Но. как многие крупные собаки, детей он считал человечьими щенятами и никогда их не обижал. Детям, купавшимся на берегу, нравилось смотреть, как он плавает, и они играли с ним и отщипывали маленькие кусочки от своих лакомств, чтобы поделиться с ним.

Он познакомился с одним мальчиком, которого приводила к берегу глупая толстая мама. У этого мальчика было всегда много еды, которую он не съедал, сколько мама его ни уговаривала. И хорошие куски доставались иногда Солёному. Кроме еды, у мальчика были раскрашенные мячи, нарядные костюмчики, резиновая надувная акула и такая же лодочка, на которой он плавал вдоль берега, управляя игрушечным веслом. Мама в это время бегала по берегу и кудахтала, чтобы он не перевернулся.