Таинственные следы   ::   Сат-Ок

Он хотел бы помочь племени и обойтись без кровопролития. Ты досадуешь, что он ведёт нас в сторону селений белых, но ведь об этом знают и твой отец и совет старейших, а они мудрее нас. При малейшем подозрении в предательстве твой отец несомненно первый вонзил бы Горькой Ягоде нож в сердце… Напрасно беспокоишься, брат мой, – добавил он, помолчав, и положил мне руку на плечо.

– Ты прав, Сова, возможно, я и оскорбляю колдуна подозрениями, но я хочу, чтобы ты понял и меня: ведь во мне есть кровь белых, и я хотел бы смыть воспоминание о ней каким-нибудь подвигом, выпустить её из себя, забыть об этой враждебной крови, бьющейся в моих жилах. Но избавиться от неё нелегко, а забыться я могу только в ненависти к белым. Не знаю, брат, может, я говорю глупости, может, во мне ещё звучит голос ребёнка, но я хорошо знаю: из-за этой крови я несчастен.

Сова сидел неподвижно и не прерывал моих речей, а когда слезы потекли у меня из глаз, он сделал вид, что не замечает их. Добрым и настоящим другом был он мне.

Мы ещё некоторое время посидели молча на поваленном дереве, глядя, как мелкими искорками серебрятся волны озера в лунном свете. А луна опускалась всё ниже, ниже, почти касаясь верхушек деревьев, расстилая на озере Дорогу Луны, по которой уходят на другую сторону Северного Неба души умерших женщин, детей, птиц и цветов. Озеро спокойно слушало наши слова. Мы попрощались с ним и так же бесшумно возвратились в лагерь.



2

Совершив недостойный поступок,

Я не смею взглянуть вам в глаза.

Пусть я издали только смогу

Дым селенья родного увидеть.

Никогда уже больше мой след

С вашим следом не совпадет

На охотничьей общей тропе.



Песнь изгнанника



Пять ночей мы шли на восток, а днём отдыхали в тени деревьев, скрываясь от палящих лучей солнца. Всё больше встречалось ручьёв и озёр. На их берегах зеленели деревья, а сочная трава и живописные цветы говорили нам, что голод минул безвозвратно.

Всё больше мы добывали мяса, болотных птиц приносили в лагерь целыми связками. С каждым днём люди становились крепче, на руках твёрдыми выпуклостями выделялись мышцы, бёдра женщин округлились, походка их сделалась упругой, мягкой. Лошади тоже поправились и снова стали быстрыми, выносливыми.

Наконец на пятый день мы остановились у незнакомой мне реки. Старшие воины называли её О-ти-пи-сокв, «Река с говорящей водой». Почему её так назвали, я узнал позднее.

Мы расположились на пологом берегу реки, а противоположный спускался почти отвесной стеной к самой воде. Здесь, у огромных каменных глыб, с шумом разбивались пенящиеся волны – говорящая вода. Вокруг простиралась чаща, среди хвойных деревьев виднелись серебристые берёзы и клёны. Над нашим лагерем то и дело пролетали стаи диких гусей, лебеди и цапли. Очевидно, ниже по течению – дальше на восток – находились озёра, окружённые болотами, – где гнездились эти птицы.

Мы разбили наш лагерь, расположив его полукругом – большой подковой, обращённой открытой стороной к реке. Племя собиралось задержаться здесь несколько дней, и мы с Совой принялись за починку наших каноэ.

Набрав сосновой смолы, мы прошпаклевали швы, которые рассохлись во время похода, наложили кое-где заплаты из берёзовой коры. Неподалёку на камне сидел воин Чёрный Ворон и, наблюдая за нашей работой, не сделал нам ни одного замечания. Наверное, мы хорошо справлялись с нашими обязанностями.

Когда мы починили последнее каноэ, он подошёл к нам и, выбив остатки табака из глиняной трубки, сказал:

– Мои младшие братья заслуживают похвалы. Я возьму вас завтра с собой и научу, как сделать каноэ, которое будет принадлежать вам.