Алька   ::   Абрамов Федор Александрович

---------------------------------------------

Абрамов Федор Александрович

Алька



Федор А.Абрамов

АЛЬКА

Новостей тетка и Маня-большая насыпали ворох. Всяких. Кто женился, кто родился, кто помер... Как в колхозе живут, что в районе деется... А Альке все было мало. Она ведь год целый не была дома, а вернее сказать, даже два, потому что не считать же те три-четыре дня в прошлом году, что на похороны матери приезжала.

И вот тетка и Маня-большая только замолчат, рот закроют, а она уж их теребит снова:

- Еще, еще чего?

- Да чего еще... - пожимала плечами Анисья. - Вот клуб строят новый. Культурно жить, говорят, будем...

- Слышала! Сказывала ты про клуб.

- Ну тогда не знаю... Все кабыть...

Тут Маня-большая-она тоже немало поломала свою старую голову, чтобы угодить гостье, - догадалась наконец разговор перевести на другую колею.

- Все нас да нас пытаешь, - сказала Маня, - а ты-то как живешь-можешь в своем городе?

Алька блаженно, до хруста в плечах потянулась, почесала голой пяткой гладкий, с детства знакомый сук в половице под столом, потом разудало тряхнула своим рыжим, все еще не просохшим после бани золотом.

- Ничего живу! Не пообижусь. Девяносто рэ чистенькими каждый месяц, ну, и сотняга-это уж само малочаевые...

- Сто девяносто рублей? - ахнула Маня.

- А чего? Я где работаю-то? В районной столовке или в городском ресторане? Филе жареное, жиго, люля-кебаб, цыплята-табака... Слыхала про такие блюда? То-то! А подать-то их, знаешь, как надо? В твоей столовке районной кашу какую под рыло сунули-и лопай. А у нас извини-подвинься...

Тут Алька живехонько выскочила из-за стола, переставила с подноса па стол все еще мурлыкающий самовар, чашки, и стаканы - на поднос, поднос на руку с растопыренными пальцами и закружилась, завертелась по избе, ловко лавируя между воображаемыми столиками.

- А задок-от, задок-от у ей ходит! - восхищенно зацокала языком Маня. Кабыть и костей нету.

- А уж это у нас обязательно! Чтобы на устах мед, музыка в бедрах. Нам Аркадий Семенович, наш директор, так и говорил: "Девочки, запомните, вы не тарелки клиенту песете, а радость".

Алька еще раз показала, как это делается, затем, довольная, с пылающими щеками, опустила на стол поднос с чайной посудой (только сейчас стаканы звякнули), разлила остаток вина по рюмкам.

- Давайте за Аркадия Семеновича! Во мужик-закачаешься! Бывало, выстроит нас, официанток, в зале, покамест в ресторане народу нет, сам за рояль и давай команды подавать: "Девочки, задиком раз, девочки, задиком два...", "А теперь, девочки, упражнение на улыбку...". Сняли. За насаждение порочных нравов... в советском быту... Теперь у нас такой зануда директор - выше колена юбку не подними. Не по кодексу. Я, кажись, скоро стрекача задам. К летчикам, наверно, подамся. По городам летать...

- А Владислав-то Сергеевич как? - спросила Майя.

- Чего Владислав Сергеевич?

- Ну, в части препятствий... Жена с молодыми мужиками...

Алька быстро взглянула на густо покрасневшую тетку и сразу все поняла: это она, тетка, скрыла от всех, что Алька не живет с Владиком. Скрыла, чтобы избежать пересудов.

Но Алька не любила хитрить, как се покойница мать, а потому, хоть тетка и делала ей знаки глазами, рубанула сплеча:

- Не живу я с Владиком. Рассчитала на все сто и даже с гаком.

- Ты? Сама? - У Мани от удивления даже нижняя губа отвисла. Точь-в-точь как у Розки, старой кобылы-доходяги, на которой в последнюю зиму перед болезнью отец возил дрова для сельпо.

- А чего? Он шантрапа, алиментщик заядлый, а я чикаться с ним буду, да?

- Кто алиментщик? Владислав-то Сергеевич алиментщик? - еще пуще прежнего удивилась Маня.

- Ну! Да еще алиментщик-то какой! Двойной. Я сдуру-то, когда он от нас удрал, не сказавши, обревелась.

Думаю-все: пропала моя головушка.