Боль   ::   Богуславская Ольга

И я, не получив на него никакого ответа, больше года не могла заставить себя сесть за стол и написать, как все произошло. А потом я поняла, что, скорее всего, мое недоумение вызвано уже давно и широко распространившимся романтическим представлением о том, что в словарях принято называть развратом. Дело, очевидно, в том, что разврат, по словарю Ушакова, "все дурное с моральной точки зрения" - до того стал нам привычен, что он, во-первых, никого уже очень сильно не трогает и, во-вторых, даже приобрел некую поэтическую окраску. И большинство из нас не только на него никак не реагирует, но даже его слегка идеализирует. Ближайший пример последнего - я. Зная, что мне предстоит рассказ о безнаказанном, лишь чуть-чуть припугнутом и никак не оцененном многолетнем разврате, который творился на виду у многих людей, я долгие месяцы мучилась, пытаясь навязать отчаяние и тоску тому, кто ни сном ни духом, ни в тоске, ни в отчаянии замечен не был.

Я старалась оживить свое воображение картинами внезапных вспышек запоздалого раскаяния того, кто совершил святотатство, - хотя все, что мне было доподлинно известно из материалов дела, ничего даже отдаленно похожего не содержало. И что же? Я все равно витала в облаках. Мне хотелось, чтобы из непроходимой грязищи вдруг проклюнулся цветок. Мне хотелось, чтобы осквернение святыни хоть ненадолго, да окрасилось чем-то человечески горячим, теплым... Разврат не вырабатывает тепла. И все мы об этом знаем. Но хочется думать...

Лариса Букатова родила сына Игоря, когда ей было 16 лет. За отца своего единственного ребенка она позже вышла замуж, потом муж от неё ушел, застав с другим, - и ребенок пошел по рукам. Я могу быть неточна в деталях, за что заранее прошу меня извинить, - прошло много времени, кое-что в памяти затушевалось - так вот, если не ошибаюсь, ребенок сначала жил у отца, потом его взяла бабушка, а потом он стал жить с матерью. Отец к этому времени участия в его жизни уже не принимал, бабушка страдала тяжелым психическим заболеванием, из-за которого много времени проводила в больницах, а мать - мать была проституткой. Официально - швеей-надомницей, с жалованьем 35-40 рублей в месяц1.

Сначала, как показали многочисленные свидетели по делу, Игорь матерью восхищался. Она ему нравилась, они друг друга понимали с полуслова, Игорь беспрекословно выполнял все Ларисины просьбы: убрать, вымыть пол, посуду, сходить в магазин. Ему, очевидно, нравилось, что у матери много денег и что она легко с ними расстается. В доме бывал народ. Лариса иногда ходила с ним в рестораны...

Со временем, приглядевшись к людям повнимательней, послушав самых нарядных и веселых, Игорь сделал для себя один важный вывод: он понял, что тот, у кого есть деньги, имеет явное право распоряжаться и командовать теми, у кого их нет.

И ещё один важный вывод: он понял, что, доведя мать до истерики, можно заставить её купить все, что ему захочется, или получить требуемую в данный момент сумму. До истерики он доводить умел, так как сам нередко "психовал" - его словечко из показаний. Захотев получить пару новой обуви, выскакивал из такси босиком - действовало безотказно. После очередной истерики мать купила ему спальню...

А потом ко всему земному прибавилась ещё и ревность. Говорю без тени иронии: мне в самом деле мерещатся здесь отблески любви - правда, теперь уже не разберешь: к себе самому или к матери. Но Игорь стал открыто выражать возмущение тем, что мать ставила на первое место своего сожителя, некоего Букликова, дамского парикмахера, бывшего таксиста. Дамский мастер, по мнению Игоря, должен был в сердце матери занимать второе место после сына.

Но разобраться в жизни становилось все трудней...