Бригада   ::   Черняков Юрий

Обычно там как? - напился, ну и мотай с объекта в двадцать четыре часа! А его, говорят, сам Сергей Павлович тогда отстоял под свою ответственность. И меня потом за него просил. Рассказал, что у Саши, а он нас всех, считай, по именам знал, во время войны жена ушла с сынишкой к какому-то тыловику. А Горелов узнал о том, когда только с фронта вернулся. И запил. Приобщи его, тезка, к делу, говорит. Давай ему работу посложней, поинтересней, чтоб забылся поскорей. Вот ведь какой человек... Не его, кажется, дело. У Горелова своих этих начальников - хоть пруд пруди. Было кому плакаться. Не каждому, конечно, расскажешь, тоже верно...

На полигон-то поначалу мы без него приехали. Со своими изделиями. Пятеро нас, кажется, было... Значит, я, Рыжий, Ерфилов, потом Панкратов и Савин.

Эти двое потом уволились. Жалел я о них очень. Работящие были мужики и мастера классные. Панкратов скоро не выдержал - здоровье у него было слабое. А у Савина мать одна оставалась старая с двумя его детьми. Жена, кажется, еще в войну умерла. Пришлось отпустить...

...Так вот, приехали мы туда, на полигон этот, вот тут-то, смотрю, бригада моя скуксилась. И есть отчего. Степь без краю, колючки, не на чем глазу зацепиться. И палатки одни. Изделия первое время и то в палатках держали. Ни ангаров, ни техничек тогда и в помине еще не было. Не то что сейчас.

Солдат полно. Взрывы гремят, пыль столбом - там ведь камень сплошной да солончаки... И нам сразу же ломы и лопаты вручили. Давай-давай, мол, тоже интеллигенты приехали, все готовое им подавай. А изделием ночью будете заниматься, когда жара спадет. Солнце там, скажу тебе, хуже артобстрела. Не спрячешься. Голову, плечи жжет сил никаких нет, а начальство над ухом: давай-давай, что ты, как мертвый, возишься... Иной свалится, оттащат его в тенек, воды на лоб плеснут, но так, чтоб немного - ее нам за сотню километров возили,- очухается, снова встанет и за лопату. А куда денешься? Вместо перекуров нам газеты читали. То там, то здесь американцы свои базы создают с атомными бомбами, а мы, мол, здесь работаем кое-как, а за нами Россия вся, как в сорок первом!..

Уж на что я здоров был, отощал и почками да давлением до сих пор мучаюсь. Этой ночи, как воскресенья, ждали. Выходных-то не было... Ночью хорошо, ветерок обдувает. Ветер, он и днем есть, только б лучше его не было. Дует как из печи, да еще с песком и пылью... Ясное дело, не все выдерживали. Мы-то фронтовики, чего только не видели, а и то... Солдат молодых - вот кого было жалко. Его только от мамки забрали, иной лопату сроду в руках не держал. Один, помню, приехал только, их часть развернуться не успела, спросил у меня по-тихому: где, мол, здесь туалет, дяденька? Из культурной семьи, видно сразу. А другой по ночам плакал, все маму звал. Мы-то с ними рядом жили, в палатках... Разбудишь его, дашь ему закурить и расскажешь, как на войне бывало, там куда, мол, страшнее, вы здесь горя не знаете. А сам думаешь: сидел бы я сейчас где-нибудь в землянке своей под Гомелем. Наверху дождик идет, травой да грибами пахнет... Что с того, что немцы? А здесь скорпионы да тарантулы! Я этих скорпионов хуже танков боялся. Лучше с "тигром" дело иметь, я так тебе скажу. Там уж от тебя все зависит. А тут, главное дело, и не увидишь его! Ужалит, проклятый, и ходу... Скольких ребят перекусали. Меня фаланга какая-то за палец цапнула. Ну, я ей так это не оставил. Поймал и на медленном огне зажарил на сковородке прямо. Пока в пепел не обратилась. А палец, хоть и прижег его головешкой, раздуло - как рука, толстый стал.

Ну а зимой там тоже не лучше. Особенно в буран. И морозы за тридцать. Рассказываешь иному солдатику, мол, как в Карелии зимой тяжело было, а у самого зуб на зуб не попадает...

Но какая бы трудная работа там ни была, хуже нет бестолковщины, так я тебе скажу. А ее по тем временам тоже хватало.

Был у нас там один начальник участка. Фамилии его не помню уже... То ли Плавин, то ли Клавин.