Дрожь и оцепенение   ::   Нотомб Алели

Фубуки в совершенстве воплощала японскую красоту, ошеломительным исключением являлся лишь ее рост. Ее лицо было сродни "гвоздике древней Японии", символу благородной девушки прошедших времен, венчавшее ее долгий силуэт, ему было суждено царить над миром.

Юмимото была одной из самых крупных компаний мира. Господин Ганеда руководил отделением Импорта-Экспорта, который покупал и продавал все, что существовало на планете.

Импортно-экспортный каталог Юмимото был титанической версией книги Превера: от финского эмменталя* до сингапурской соды, мимоходом через канадское оптическое волокно, французские шины и тоголезский джут, все было охвачено каталогом.

Деньги в Юмимото превосходили человеческое воображение. Начиная с некоторого нагромождения нулей, суммы покидали мир чисел, чтобы войти в область абстрактного искусства. Я спрашивала себя, существовал ли в компании индивидуум, способный обрадоваться выигрышу в сто миллионов йен или оплакивать потерю этой же суммы.

Служащие Юмимото, так же, как и нули, приобретали свое значение, только стоя позади других цифр. Все, кроме меня, потому что я не достигала даже значения нуля.

Шли дни, а от меня до сих пор не было никакой пользы. Меня это совершенно не беспокоило. У меня было впечатление, что обо мне забыли, и в этом была своя прелесть. Сидя за своим столом, я читала и перечитывала документы, которые Фубуки предоставила в мое распоряжение. Они были чудовищно неинтересны, за исключением одного, в котором перечислялись служащие Юмимото: там были вписаны фамилии, имена, дата и место рождения.

Сами по себе эти сведения не содержали ничего завораживающего. Но когда голоден, то и краюшка хлеба выглядит аппетитно: в состоянии бездействия и поста, в котором находился мой мозг, этот список показался мне столь же пикантным, как какой-нибудь журнал скандалов. По правде говоря, это было единственным документом, который я понимала.

Чтобы иметь вид работающего человека, я решила заучить список наизусть. В нем было около сотни имен. Большинство служащих состояло в браке и являлось отцами и матерями семейств, что усложняло мою задачу.

Я зубрила, моя голова раз за разом склонялась над папкой, потом поднималась для того, чтобы я могла повторить про себя. Когда я поднимала голову, то каждый раз видела Фубуки, сидевшую напротив.

Господин Саито больше не просил меня писать писем Адаму Джонсону, да и никому другому. Впрочем, он не просил меня ни о чем, кроме того, чтобы принести ему кофе.

Нет ничего более естественного для того, кто впервые работает в японской фирме, чем начинать с ошакуми -- "почтенной чайной церемонии". Я отнеслась к этой обязанности тем более серьезно, поскольку это было единственным делом, порученным мне.

Очень быстро я узнала привычки каждого: черный кофе господину Саито в восемь тридцать. Господину Унадзи кофе с молоком и двумя кусочками сахара в десять часов. Господину Мидзуно стакан кока-колы через каждый час. Господину Окада английский чай, слегка разбавленный молоком, в семнадцать часов. Для Фубуки -- зеленый чай в девять часов, черный кофе в двенадцать часов, зеленый чай в пятнадцать часов и завершающий черный кофе в девятнадцать часов. Каждый раз она благодарила меня с обворожительной вежливостью.

Это скромное занятие оказалось первым шагом в череде моих неудач.

Однажды утром господин Саито объявил мне, что вице-президент принимал в своем офисе важную делегацию из дружественной фирмы:

- Кофе на двадцать персон.

Я вошла к господину Омоши со своим большим подносом и исполнила все наилучшим образом: я подавала каждую чашку с подчеркнутым смирением, бормоча самые изысканные фразы, опуская глаза и кланяясь.