Друг человека (История из скорого завтра)   ::   Сенчин Роман

Он еще успел на вечернюю воскресную спевку своих приятелей-альтернативщиков.

В бытовке казармы они, человек семь парней, вооружившись гитарами, тазами, ложками, галдели, балдели, выпускали пар. Орали первое, что приходило на язык под какофонию, считающуюся мелодией. Записывали на магнитофон и называли свои композиции "добровольно-принудительной альтернативой".

Когда-то я думал, что жизнь эта в кайф,

Когда-то я думал, что я космонавт,

Когда-то я думал - вокруг меня свет,

Теперь убедился, какой это бред.

2

"Сынок! Сегодня восьмое марта. Халда твоя чего удумала - пришла поздравлять! Дома, слава богу, был отец, и мы сказали все ей, что о ней думаем. Пусть, сынок, знает. А то ведь вобьет дурь в голову, и захочешь после - не отвяжешься. И не привязанный будешь век визжать.

Ты уж там держись, веди себя не хуже, чем эти дни!

Никогда я особенно не верила, а теперь прямо сама себя не узнаю молюсь. Ей-богу! Советуют поклоны бить, чтобы замолились, простились тяжкие грехи все наши. Вот теперь бью. За тебя, сынок! Только бы у тебя дела на путь направились. Чтобы все у тебя получилось так, как хочет этого и делает все для того отец.

А халду эту ты лучше постарайся выкинуть из головы. Опять, говорят, видели ее с парнями какими-то! Ох, сынок, таких будет еще столько, что, как говорится, до города раком не переставить. А вернешься, может, отец дослужится, и в город переберемся. Он говорит, дело вполне способствует тому.

Туда ее, что ли, тащить с собой, а? Халду-то!.."

Перед тем, как принесли письмо, Юрий занимался перепиской песни двадцатилетней давности, которую собирался спеть на вечерней репетиции-записи.

Сидел над листочком, грыз колпачок ручки, мычал:

- Зима, холода... счастья нету ни хрена...

И тут принесли конверт. Он прочитал. Действительно - ни счастья, ни хрена. Эти письма матери, необходимые вроде весточки, каждый раз доставали, прокалывали до мозга костей. И хотелось после них что-то такое творить, бежать куда-нибудь, рычать по крайней мере...

Не имея в голове никакого плана и никуда не собираясь, как был полураздетый, Юрий вышел в коридор.

- Эй! - гаркнул, заранее наполняясь злостью.

Из-за дальней двери, где располагались служебные помещения, выглянул дневальный. Недавно прибывший к ним, щупленький, среднеазиатско-кавказского вида паренек.

- Дежурный где?

- Ущёль куда-то.

- А ты кто? Чечен, бай или так просто, чурка?

- Я - просто.

Обижать такого... Юрию не глянулось. Они и без того всеми здесь были обижаемы. Да и не только здесь...

- Как сюда попал?

- Свои своих - как трогать? Стрелять нельзя.

- У-у...

- Это жэ надо совесть не иметь.

"Интере-есно, - усмехнулся Юрий, - чужих когда касается - нормально с совестью, лады. Своих только не можно". А вслух подколол:

- Своих-то еще бы лучше, чтоб неповадно было.

"Чурка" смолчал.

Юрий очень даже жалел сейчас (да и всегда жалел, по разным, правда, поводам), что сунул голову в это болото - в альтернативщину. Поддался натиску отца, мольбам матери. Там бы, на настоящей срочной службе, которая уже второй десяток лет существовала лишь на севере Кавказа (остальные части по стране сплошь состояли из контрактников и офицеров), там бы он наверняка стал героем, вернулся бы с головы до ног в крестах и звездах. Давным-давно вернулся. Или...

- Скажешь дежурному - пускай пыль вытрет в комнате. И смотри, чтоб сам вытер. Он! Ты меня понял?.. Шастает, сучара, где-то... Порядок хоть какой-то хоть в чем-то должен быть, нет?

- Да, да...

Вообще, формально, Юрий, конечно, не имел права отдавать дежурному такие приказы, но, во-первых, был он взвинчен письмом и, залупнись тот, с удовольствием довел бы дело до маханья кулаками, а во-вторых, все-таки какое-то, неписаное, право было - по сроку пусть альтернативной, но службы...