Гарпагониада   ::   Вагинов Константин

Ходили они за этой девочкой, обладательницей резинового зверя около часу, все смотрели на мишку.

- Мама, лапку, мам, хоть за лапку подержать.

Женщина, девочка, надутый воздухом мишка сели на скамейку. Состоялось знакомство. Девочка дала другой девочке подержать мишку за лапку. Матери разговорились.

ГЛАВА 2 ПОИСКИ СОЛОВЬИНОГО ПЕНИЯ

Тридцатипятилетний человек проснулся. Глаза его были закрыты. Он знал, что если только он раскроет глаза, то ему уже не удастся узнать, видел он сон в эту ночь или нет, поймать быстро исчезающее, если на него вовремя не обратить внимания, сновидение. Лежать утром с закрытыми глазами он решил еще вчера, потому что он чувствовал, что больше не может жить без своего сновидения.

Он лежал неподвижно, погруженный в себя и силился вспомнить, но вспомнить ничего не мог.

"Между тем все люди видят сны, только не всем дано запоминать их, закреплять в ощутимых образах. Не яблоки ли я видел? - думал Локонов, - не себя ли я видел маленьким мальчиком, ворующим яблоки?"

Локонов лежал с закрытыми глазами. Сон, виденный им, волновал его.

"Что это все значит, - думал он, - что могло вызвать это сновидение?"

Но постепенно из-под этого сна выплывал другой сон. Локонов понял, что он едет в трамвае на свидание с собой и видит, что вот там на панели, у Публичной Библиотеки стоит он, Локонов, и вот из-под этого сна вырастает еще сон...

- Где же мой прекрасный сон, где же сон моей юности! - почти воскликнул Локонов и раскрыл глаза:

- Что ж , встанем, почитаем Артемидора, - подумал он иронически. - Нет, нет, почитаем лучше о любви. Не почитать ли Иль Корбаччьо, или Азоланские беседы Пьетро Бембо или Иль-Кортеджано Бальтазаро Кастильоне, или, может быть, индусскую книгу "Кама Сутра". Но не лучше ли попасть в живое высокое женское общество.

Локонов вспомнил, что вчера его пригласила на свое рожденье одна дама, знакомая его матери.

- Надо пойти. Наверно, там будет и молодежь, - думал Локонов. - Милые лица, задушевные разговоры. Надо окунуться в молодое женское общество.

Долго Локонов проводил себя в порядок.

На улице он открыл в своей походке нечто, что его ужаснуло. Это уже не был легкий шаг юноши.

Локонов вошел в длинную комнату, всю заставленную громоздкой мебелью. Он окинул взором комнату. Бюро грушевого дерева, старинный комод, зеркальный шкаф, портрет оперного артиста с надписью.

Натоплено.

Сидят две пожилые грушевидные дамы; молоденькая, тоненькая, как хлыстик, барышня и пожилой инженер.

- Не заграничный ли у вас галстух? - после первых приветствий спросила Локонова близорукая, седая, лет пять тому назад омолодившаяся дама.

Локонов ответил, что у него галстук самый простой, не заграничный.

- Но может быть у вас ботинки заграничные? - спросила дама.

- Подумайте, у меня в Париже остался целый сундук трофимовских туфель. У меня сейчас есть заграничные туфли, - пояснила она, смотря на ботинки Локонова, - только я носить их не могу, пятки они до крови стирают. Как вы думаете, - обратилась она к другой пожилой даме, что если дать кому-нибудь их разносить, я думаю, тогда им сносу не будет, лет пять можно будет носить? Ах, какая у вас сумочка, - повернулась она к молоденькой девушке, - наверно, заграничная, - и, не слушая ответа, продолжала: - у меня есть дивный бювар, зеленый сафьян. Не знаю, кому заказать. Работают все теперь так грубо, только кожу испортят, да и замков изящных нет, а сумочка вышла бы модная. И вот на днях, - обратилась она к пожилому инженеру, - была я на Николаевском вокзале. Мне страшно захотелось пить. Как они едят, как они едят, - прервала она себя, - каждую косточку обсасывают, а от компота косточки плюют прямо на стол. А я, знаете, к этому не привыкла. У меня была дивная сервировка. Вообразите, весь стол усыпан гвоздиками, резедой, розами.