Господин Ре-Диез и госпожа Ми-Бемоль   ::   Верн Жюль Габриэль

Как я уже говорил, главная дверь в церковь была заперта, но, обойдя здание, я обнаружил, что была открыта другая, боковая дверь, как раз напротив постоялого двора Клеров. Наверное, через эту дверь и проник в церковь самозванец. Кюре вместе с церковным сторожем вошли внутрь. Из предосторожности они обмакнули пальцы в чашу со святой водой и осенили себя крестным знамением. Все остальные последовали их примеру.

Внезапно орган смолк. Таинственный органист закончил свой отрывок квартсекстаккордом, который медленно стихал под темным сводом церкви.

Может быть, наше появление нарушило вдохновение музыканта? Вероятно. И теперь церковь, еще недавно полная музыки, снова погрузилась в тишину. Да, тишину, потому что никто из нас не проронил ни звука; мы стояли между колоннами, испытывая одинаковое ощущение, какое бывает, когда после яркой вспышки молнии ждешь, что зазвучат раскаты грома. Но это длилось лишь мгновение. Нужно было узнать, что происходит. Сторож, а за ним двое или трое храбрецов ринулись к винтовой лестнице, ведущей на хоры. Они взбежали по ступенькам, но когда очутились наверху – никого не нашли. Крышка клавиатуры была закрыта. В мехах еще оставался воздух, рычаг был поднят.

Вероятно, воспользовавшись суматохой и темнотой, незнакомец спустился по винтовой лестнице и скрылся через боковую дверь.

И все-таки сторож решил, что было бы уместно из предосторожности изгнать дьяволов. Правда, кюре воспротивился этому и был прав, поскольку понимал, что толку от этого все равно не будет…



V

На следующий день в Кальфермате стало на одного, вернее, даже на двух жителей больше. Они прогуливались сначала на площади, потом на главной улице – доходили до школы, а затем поворачивали назад к постоялому двору Клеров, где сняли на неопределенный срок комнату на двоих.

– Может быть, на день, на неделю, а то, глядишь, на месяц или на год, – сказал главный из них, как мне передала Бетти, когда мы встретились с ней на площади.

– А вдруг это вчерашний органист?

– Все возможно, Иозеф.

– Со своим калкантом?

– Наверное, это толстяк… – предложила Бетти.

– А как выглядят эти люди?

– Как все.

Разумеется, как все. У них было по одной голове, по две руки и по две ноги. Но ведь и при этом можно отличаться от остальных. Именно к такому выводу я и пришел, когда, наконец, увидел диковинных чужестранцев. Они шли в затылок друг другу. Один – лет тридцати пяти – сорока, худой, изможденный, похожий на большую цаплю. На нем был желтый сюртук, пышные, сужавшиеся книзу брюки, откуда выглядывали остроконечные башмаки, на голове – небольшая шапочка с перышком. До чего же худое, лишенное растительности лицо! Узкие, проницательные глазки, в глубине которых затаился огонек, хищные белые зубы, острый нос, тонкие губы, выдающийся вперед подбородок. А какие руки! Пальцы неимоверной длины! Наверное, такими пальцами можно легко взять полторы октавы!

Второй – лет тридцати – коренастый, широкоплечий, с мощной грудью и большой головой, волосы взлохмачены под серой фетровой шляпой, лицо упрямого быка, живот как басовый ключ. Думаю, что он мог бы поколотить самых больших забияк Кальфермата.

Никто не знал этих людей. Они появились в наших местах впервые. Наверняка не швейцарцы. Похоже, они пришли откуда-то с востока, из-за гор, со стороны Венгрии. Позже мы узнали, что так оно и было на самом деле.

Заплатив за комнату за неделю вперед, они с аппетитом пообедали и теперь гуляли: один впереди, другой сзади. Высокий был в прекрасном расположении духа, он поглядывал по сторонам, дурачился, напевал, его руки находились в непрестанном движении.