Гримаска под пиковую точку   ::   Гергенрёдер Игорь

— За союз молодых, — провозглашает доктор и, отпив полбокала, заключает: — сердец! Чтобы телом и душой... и так далее. Чтоб на Марсе стали яблони цвести... Чтобы спутники на нас не падали...

— У вас прямо-таки окрошка из тостов, Юрий Порфирьевич, — Анатолий, сделав солидный глоток, причмокивает, вздрагивает в блаженстве. — Разве что сметаны не хватает.

— Сметана не совмещается со спутниками и с мудовиной... пардон, с медовиной.

Далмат роняет не без строгости:

— Оставим космос в покое! — его бокал сталкивается с её бокалом, прикосновение тягучего напитка напоминает поцелуй.

Он откровенно ею любуется, а она теперь замечает то неопределённо хорошее в его лице, что, наконец, прояснилось: ощущение себя. Сильное лицо. Мужественный голос.

А деликатес номер один, ей предназначенный!

А Петроний Никандрыч, доктор и Анатолий, и вся эта затеянная Далматом игра!

О-ча-ро-ва-тель-но!

Антонида — она замечает боковым зрением — осушила бокал, налила ещё — мучающийся взгляд на луг, на дорогу: появись же ты, яростный, как вепрь, муж этой совратительницы, сомни их! ты же — власть!

— Далмат, а ты вечно был штучкой! Не смотри так — я в тебя чем-нибудь запущу! — Антонида замахивается вилкой. — Эти твои зенки — один яд...

Вмешивается муж:

— Ты, Антоша, заведуешь своим домом отдыха, знаешь своё: “Вам, Виктор Петрович, завтрачек в номерочек?” — ну вот и заведуй, сиди ровно... — подставляет доктору бокал, Иониди заносит над ним дрожащую руку с половником.

— У меня отдыхает всё руководство Газпрома!

“Это — мне, — отметила Алина, — и меня, мол, из десятки не выкинешь!”

— Не поминай всуе начальство. Медовину пей, сливки лопай, а Далматом есть кому заняться... — Анатолий заговорщицки подмигивает Алине.

Определённо, он ей нравится. Видимо, настоящий друг Далмата. Характер крепенький, жёнушка для него ясна, как горошина.

— Деликатес номер два! — объявляет хозяин.

Петроний вносит огромную дымящуюся сковороду: запеканка с перепелиными яйцами, с раковыми шейками.

Пьют водку. У Анатолия выражение сонливого блаженства, ест, лаская пищу. У жены влажно блестят красные губы, сочный хруст грибков, блеск вилки в холеных пальцах. От её присутствия — ощущение жарко натопленной бани.

— А моё кредо — балдеть, — вдруг произносит Анатолий, блуждая взглядом над головами сотрапезников.

— Балдей на здоровье! Заслужил! — одобрил Касопов. И Алине: — Мой снабженец, движитель стройки!

— Гляжу на дерево — балдею...

— Потому что сам дерево! — со злостью бросила Антонида.

— Нет возражений, по древесному гороскопу я липа — дерево очень мягкое, а под сенью его с удовольствием находят приют...

Хозяин берёт чашу:

— Други, не будем, а? Давайте лучше всем подолью. А может, пивца? Петроний!

— Далмат Олегович, — громкий шёпот Никандрыча, — вас к телефону! Товарищ Долгих...

Касопов исчез в доме, через пять минут появился переодетым.

— Увы, воскресенье для меня отменяется. Петроний, Юрий Порфирьевич, занимайте гостей! Аленький, в машину, одну я тебя не оставлю... Ну, кайфуйте без меня, други.

* * *



Он мягко ведёт “жигули” по грунтовке среди ивняка, ветерок: постукивание налетающих жуков о ветровое стекло, скрежет ветвей по корпусу, песок сменяется лужами, при встряске она наталкивается плечом на его мускулистое плечо.

— Ну, а настоящий-то муж, — он не отрывает глаз от глубокой колеи, — взаправду не кинется искать?

— Вы из боязни пошлости не женились, а я из боязи пошлости не вышла замуж.

— Если я назову нас родственными душами, вы сочтёте это пошлостью. Впервые в жизни... я не знаю, что сказать... — он улыбается непосредственной улыбкой мальчишки, она чувствует, как внутреннее напряжение спадает. — Извините меня.

— Да будет вам извиняться...