Гулящая   ::   Мирный Панас

Господи! Вот жизнь пришла,врагу не пожелаешь!

- Толкуй! Этим разве поможешь? Дай-ка огня, девка, трубку закурить,промолвил Грицько, подходя к печи.

Христя выгребла жару.

- Как же его взять-то? - воскликнул Грицько, показывая рукой на кучу золы, в которой тлели искры.- А с хлопцами небось куда как бойка,- зло ввернул он.- Давай соломы!

Христя скрутила в жгут пучок соломы, зажгла и подала Грицьку.

- Так ты скажи Пилипу, чтоб непременно принес деньги,- говорит Грицько, положив жгут на трубку. Отблеск огня скользнул по его лицу, осветил насупленные брови, серые сердитые глаза, блеснувшие в сторону Христи... Кажется, трескучий мороз не дохнул бы таким холодом, как обжег ее этот взгляд.

- Скажу, скажу...

- Ска-а-жу-у! - протянул Грицько, сплюнул, накинул кобу на голову и вышел из хаты.

- Нечего сказать, обходительный дяденька. Пошел и не попрощался! сказала Христя.

- Как же, дождешься от Грицька обходительности! Он от спеси позабыл уже, как с людьми обходиться,- со вздохом сказала Приська и снова забралась в уголок на постели, на свое место.

Сердце ее сжималось от жгучей, безысходной тоски, тяжкие думы теснились в уме. Вся долгая жизнь расстилалась перед нею... Где ее радости, где ее веселье? Век в трудах, век в заботах,- ни погулять, ни отдохнуть. А нужда какая была, такая и осталась, с малых лет как привязалась, так и по сию пору... Все, что было доброго в сердце, все, что было живого в душе, она, как червь, источила: и краса была - не приметила, как увянула, и сила была - не приметила, куда делась; все ждала она, надеялась, да надежды - и те разлетелись; одна осталась - пристроить дочку, а там и помереть можно... Не жалея, не тоскуя, скорее с радостью, распростилась бы она с белым светом, так он ей немил и тошен, темен и неприветен... Там хоть вечный покой, а тут ни покоя нет тебе, ни единой нет отрадной минуты... И то она долго протянула; другого сломила бы такая тяжкая нужда и горе или заставила руки на себя наложить, а она все перетерпела, все перемогла... Не диво, что в сорок лет поседели волосы, глубокие морщины изрезали высокий лоб, избороздили когда-то полное, румяное лицо; испитое, осунувшееся, оно стало желтым, как воск; высокая стройная, она вся как-то ссутулилась, сгорбилась, а блестящие когда-то глаза потухли-поблекли, как блекнет цветок на морозе... Жгучим холодом леденила жизнь сердце Приськи, лютым морозом сковывала душу! Как с креста снятая, сидела она теперь на постели, не глядела бы она на свет белый, не дышала; опустив глаза, она тяжело вздохнула... Буря выла, болью отдаваясь в душе, в костях, в сердце.

- Вы бы, мама, легли отдохнули,- управившись около печи говорит Христя.

- Его уж сегодня не будет,- глухо проговорила Приська. - И впрямь отдохнуть...- И, протянув синие корявые руки, она стала взбираться на печь. Кости у нее хрустнули, сама она застонала.

Христя подняла глаза на мать, проводила ее взглядом - и сердце у нее похолодело. Такая мать, старая, иссохшая, немощная... Неужели и она доживет до этого? Не приведи бог!

Всю ночь Христю будили тяжелые вздохи матери; не раз чудился ей и сдавленный плач.

- Мама, вы плачете? - спрашивала дочь.

И плач и вздохи на время замирали... Ветер покрывал их жалобным воем.

2

Недаром тосковала Приська, недаром ночи напролет не спала, то горько плача, то тяжело вздыхая: уже третий день миновал после Николы, а Пилипа все не было. Каждый день бегала она к Здорихе узнавать, не приехал ли Карпо. Пока его не было, надежда еще теплилась у нее в сердце, шевелилась в самой его глубине, согревала; но когда Карпо приехал и сказал, что Пилип, расторговавшись, ушел от него и что больше он с ним не встречался,- Приська вернулась домой ни жива ни мертва... У нее шумело в голове, звенело в ушах, в глазах стало темно...