Искусительница   ::   Воннегут Курт

Он сделал широкий жест, означающий «вон отсюда!» – К черту! – сказал он.

И вышел, хлопнув решетчатой дверью.

Он не оглянулся, когда позади снова хлопнула дверь, и затопотали на бегу босые ножки, и неистовый звон бубенчиков затих у пожарного депо.

В этот вечер вдовая мамаша капрала Фуллера зажгла свечу на столе и накормила сына отличным бифштексом и земляничным тортом в честь возвращения домой. Фуллер ел ужин так, словно жевал мокрую промокашку, и отвечал на вопросы матери мертвым голосом.

– Рад, что ты наконец дома? – спросила мать после кофе.

– А как же, – сказал Фуллер.

– Что ты делал днем? – спросила она.

– Гулял.

– Повидался со старыми друзьями?

– Нет у меня старых друзей, – сказал Фуллер. Мать всплеснула руками:

– Нет друзей? – спросила она. – У тебя-то?

– Времена меняются, ма, – сказал Фуллер медленно. – Восемнадцать месяцев – время немалое. Люди уезжают. Люди женятся.

– Но от женитьбы никто еще не умирал, – сказала она. Фуллер даже не улыбнулся.

– Может, и нет, – сказал он. – Но женатым трудно найти время для старых приятелей.

– Но ведь Дуги не женился?

– Он на западе, ма, в военно-воздушных силах, – сказал Фуллер.

Маленькая столовая показалась ему одинокой, как бомбардировщик в холодной разреженной стратосфере.

– Ну-у, – сказала мать, – кто-то ведь остался?

– Никого, – сказал Фуллер. – Все утро провисел на телефоне, ма. Никого не застал.

– Нет, что-то не верится, – сказала она, – да ты, бывало, не мог по улице пройти, чтобы тебя приятели не затискали.

– Ma, – сказал Фуллер глухо, – знаешь, что я сделал, когда всех обзвонил по телефону? Пошел в кафе, ма, сел к стойке с содовой, думал, может, кто знакомый войдет, пускай хоть мало знакомый. Ма, – сказал он с тоской, – никого, кроме старого Бирса Хинкли, я не увидел. Я тебя не обманываю, честное слово!.. – Он встал, комкая салфетку. – Ма, прости, пожалуйста, можно мне уйти?

– Конечно, конечно, – сказала она. – Может быть, заглянешь к какой-нибудь хорошей девушке? А куда ты пойдешь?

Фуллер швырнул салфетку:

– Пойду куплю сигару, – сказал он. – Никаких хороших девушек не осталось. Все повыходили замуж.

Его мать побледнела.

– Да, да, – сказала она, – понимаю. А я и не знала, что ты куришь.

– Ма, – сказал Фуллер с усилием. – Неужели ты не можешь понять? Меня тут не было восемнадцать месяцев, ма, полтора года!

– Да, это долго, – сказала мать, подавленная его вспышкой. – Ну иди, иди за своей сигарой. – Она погладила его по плечу. – И, пожалуйста, не грусти. Наберись терпения. В твоей жизни еще будет столько друзей, что за всеми не угонишься. А потом опомниться не успеешь, как встретишь милую хорошенькую девушку и тоже женишься.

– Нет, мама, я вовсе не собираюсь жениться, – чопорно отрезал Фуллер. – Во всяком случае, пока не окончу духовную семинарию.

– Духовную семинарию? – удивилась мать. – Когда же ты это надумал?

– Сегодня утром, – сказал Фуллер.

– А что случилось сегодня утром?

– Знаешь, ма, я испытал какой-то религиозный подъем, – сказал Фуллер. – Что-то заставило меня высказаться.

– О чем же? – спросила она растерянно.

У Фуллера зашумело в голове, перед ним закружился хоровод Сюзанн. Он снова увидел всех профессиональных искусительниц, мучивших его в казарме, манивших его с простынь, наспех натянутых вместо экранов, с покоробленных картинок, налепленных на сырые стены палаток. Эти Сюзанны разбогатели на том, что отовсюду дразнили одиноких капралов фуллеров, впустую заманивали их одурманивающей своей красотой в Никуда.

И призрак предка-пуританина, жестковыйного, одетого во все черное, вселился в Фуллера.