История его слуги   ::   Лимонов Эдуард

А можешь себе представить, как жалко и хуево быть старым, даже если известным писателем? Ведь если уйдешь в твои сегодняшние тридцать шесть — молодым вечно останешься, пылким. Героем будешь, пусть и черным ангелом, но ангелом Разве не подписал ты кому-то одну из своих книг «От темного ангела литературы…»

Я оцепенел, разговаривая таким образом с самим собой, выпаливая все это себе и лежа в чужой позиции, в чужой судьбе, с чужим решением на руках. Мне нужно было решать, но я совсем оцепенел от этой мистики, парализованный. Так же точно у меня, восемнадцатилетнего поэта, помню, холодели руки и ноги много лет назад, когда я перерезал себе вены и из меня постепенно вытекала кровь. И сердце мое чавкало, и теплота собиралась в груди, пока я не потерял сознания…

Раздался телефонный звонок. Я вскочил и бросился к трубке. Меня, оказывается, сегодня ждала к себе Анна, моя новая подружка, моя новая пизда.

— Я приготовила обед, Эдвард. Мы же договорились. Но если тебе не хочется ехать ко мне, я могу приехать к тебе сама, — сказала покладистая Анна.

— Сиди, не двигайся с места! — сказал я. — Я возьму такси и сейчас приеду.

И я выскочил из дому, не оглядываясь.

* * *



Когда в субботние утра я появляюсь в дверях пятиэтажного особняка в самом дорогом районе Манхэттена, обыкновенно одетый в белоснежную рубашку, полосатые, белые с синим брюки и белые же, изящные итальянского производства сапоги, на носу у меня круглые очки в тонкой оправе, прохожие смотрят на меня с нескрываемым любопытством и завистью. Некоторые молодые девушки заискивающе улыбаются. Улыбаются порой и старухи, может быть, из вежливого и осторожного уважения к дому, откуда я выхожу. Я для них неожиданный живой представитель той недосягаемой, необыкновенной сладкой жизни, о которой они читают в иллюстрированных журналах.

Неторопливой походкой, с чисто промытыми, аккуратно остриженными, уложенными а-ля Джеймс Дин волосами, я отправляюсь гулять. Прохожим, выгуливающим себя и своих собак у свежей, соединенной с океаном Ист-Ривер, откуда же им, прохожим, знать, что барственный холеный человек со спокойным лицом — просто слуга в пятиэтажном миллионерском доме, и его утренняя аристократическая привычка прогуливаться объясняется только тем, что в субботу и воскресенье хозяина в доме никогда нет. Хозяин — мультимиллионер проводит все уик-энды неизменно в Их Величества мультимиллионерской усадьбе в Коннектикуте, поэтому слуга и играет в хозяина по субботам и воскресеньям.

Сегодня уже тепло, и, когда я иду, прекрасно и спокойно играя мою роль, по направлению к красивым витринам Мэдисон, весенний нью-йоркский ветерок приятно трогает мои волосы.



эпилог



«Самолет задерживается с вылетом на 45 минут. Ничего серьезного. Оставайтесь все на своих местах, — объявил голос. — Небольшая неполадка с освещением одного из крыльев. Мы только хотим обезопасить себя и вас от неудобств в полете».

«Сюрприз. Тягучие самолетные 45 минут дополнительно к моим пяти с половиной годам придется мне провести на американской земле, — думаю я. — Олухи пилоты, чего раньше-то смотрели, ведь уже начали выруливать на взлетную дорожку. Я мог бы выпить еще по паре дринков с Китайской Еленой — моей последней американской девушкой, которая меня провожала. Китайская Елена прижимала к груди подаренное мной чучело игуаны».

Китайская-то Елена и узнала Настасью Кински. Я, когда с красивой девушкой схлестнулся, бросив свою набитую рукописями синюю сумку вперед ее желтой сумочки-сундучка на проверочный конвейер, на лицо девушки не смотрел, да если бы и смотрел, не узнал бы. Волнуюсь я, из Америки сбегаю — в Париж лечу, где моя первая книга в переводе на французский язык осенью выходит. Впрочем, очень может быть, что осенью книга и не выйдет, ведь не вышла же она прошлой осенью, как обещал издатель.