Табакерка императора   ::   Карр Джон Диксон

Он лежал без сознания, но пришел бы в ужас, если б узнал, что происходило тем временем.

— Значит, правда Ивета, — перебила Дженис, — захлопнула тогда дверь у Евы перед носом?

— О да. Относительно Иветы можно только догадываться. Она норманнская крестьянка; она молчит; Вотур не может добиться от нее ни слова. Скорей всего она ничего не знала об убийстве, когда захлопнула дверь. Она знала, что у Евы в спальне Этвуд. И она стремилась довести дело до скандала, чтоб ваш благочестивый братец расторг помолвку.

Но Ивета, повторяю, норманнская крестьянка. Когда, к своему удивлению, она увидела, что Еву Нил заподозрили в убийстве, она не растерялась. Она рьяно помогала обвинению. Она решила выжать из этой ситуации все, что только можно. Так еще проще разрушить помолвку. Права Ева или виновата — ее не касалось; ей важно было выдать свою сестричку Прю за Тоби.

Началась полная неразбериха, и так шло до той ночи, когда я увидел в цветочной лавке два ожерелья и услышал подробный рассказ Евы, из которого стало ясно, кто убийца. Догадавшись, нетрудно было проследить все сначала. Нетрудно было согласовать улики.

Оставался вопрос: что побудило Этвуда к убийству? На ответ, разумеется, наталкивала тюремная работа сэра Мориса, описанная его женой и дочерью, и особенно история про Финистера. Но как доказать эту гипотезу? Очень просто! Если Этвудом когда-то уже интересовалась полиция, если он когда-то уже совершил преступление, отпечатки его пальцев должны храниться в Скотленд-Ярде.

Дядя Бен присвистнул.

— Ох! Ах! — пробормотал он. — Надо же! Значит, ваша прогулочка на самолете в Лондон…

— Пока я это не выяснил, нельзя было действовать дальше. Зайдя к Этвуду в гостиницу, я незаметно взял его отпечатки пальцев, прижав к ним свои часы, когда щупал ему пульс. Все вышло очень естественно. Ну вот! А в Скотленд-Ярде, конечно, отыскался дубликат этих отпечатков. Тем временем…

— Опять началась неразбериха, — вставила Ева и нервно расхохоталась.

— Да, вас арестовали, — сказал Дермот. Его лицо омрачилось. — Не понимаю, что тут смешного.

Он повернулся к остальным.

— Когда она мне все подробно рассказывала, она была настолько измучена, что за нее говорило ее подсознание — над которым мы так любим потешаться — и без ее ведома выдало правду. Она вовсе не смотрела в окно и не видела живого сэра Мориса, о чем легче легкого было догадаться с ее же слов. Никакой табакерки она никогда не видела. Это только внушил ей Этвуд.

Я не стал ни до чего докапываться. Меня вполне устраивало то, что она говорила. Ее рассказ черным по белому доказывал виновность Этвуда. Я сказал ей, чтобы она повторила свою историю Горону слово в слово, как мне. Я рассчитал, что все это занесут в протокол, а у меня уже будут данные, подтверждающие мотивы Этвуда, и можно будет действовать дальше. Но я все-таки недооценил ее внушаемость, либо галльскую энергию Вотура и Горона. Она передала им версию Этвуда, но не передала сцену дословно.

— Они… они освещали меня лучом, дергались как марионетки, — защищалась Ева. — Просто невыносимо! А вас рядом не было, ну и никто не оказал мне моральной поддержки…

Дженис как-то странно взглянула сперва на Еву, потом на Дермота; оба ответили ей ужасно смущенными, почти злыми взглядами.

— Итак, — продолжал Дермот, — они, видите ли, прозрели. Только промах Этвуда они приписали ей. Ага! Никто не говорил ей о новом сокровище сэра Мориса? Никто ей его не описывал? Нет, конечно, нет. Так откуда же она знает, что часы — это табакерка? И тут уж каждое ее слово стало рассматриваться как изобличающее ее вину. Ее поволокли в тюрьму, а я прибыл к месту действия уже как главный злодей в драме.

— Ясно, — сказал дядя Бен. — Все время из огня да в полымя. А тут Этвуд пришел в себя.