Я не боюсь   ::   Амманити Никколо

– Закрой рот!

Решение принял Череп: может идти, но не участвовать.

Мы бросили велосипеды за фонтанчиком и двинулись в путь.

Вот так я оказался в низу холма. Я натянул Марии башмачок.

– Сейчас можешь идти?

– Нет. Очень больно.

– Подожди. – Я пару раз дохнул на ногу. Затем собрал немного сухой земли, плюнул, перемешал и положил на больное место. – Сейчас пройдёт. – Я знал, что это не поможет. Земля помогала хорошо от укусов пчёл и крапивы, но не при вывихах.

– Так лучше?

Она вытерла нос ладошкой.

– Чуть-чуть.

– Попробуешь идти?

– Да.

Я взял её за руку:

– Тогда пошли. Давай, а то мы последние.

И мы направились к вершине. Каждые пять минут Мария должна была садиться, чтобы дать отдохнуть ноге. К счастью, поднялся лёгкий ветерок и идти стало легче. Он шелестел в пшенице, словно чьё-то лёгкое дыхание. Внезапно мне показалось, что совсем рядом с нами мелькнул зверь. Тёмный, стремительный. Волк? Нет, в наших краях волков не водилось. Может быть, лиса или собака.

Подъем был крутой и никак не заканчивался. Прямо перед глазами только пшеница, и, когда глаза увидели кусочек неба, я понял, что осталось всего ничего, что вершина вот она, рядом, что мы почти пришли.

И не увидели ничего особенного. Всё покрыто пшеницей, как и остальная земля вокруг. Под ногами такая же рыжая и прожаренная почва. Над головой то же раскалённое солнце.

Я посмотрел на горизонт. Его заволакивала молочная дымка. Моря не было видно. Только другие холмы, пониже, ферма Меликетти с загонами для свиней и расщелиной, а также белая дорога, разрезавшая поля. Длинная дорога, по которой мы проехали на велосипедах, чтобы добраться сюда. Были видны также маленькие-маленькие строения, где жили мы. Акуа Траверсе. Четыре домика и старинная вилла, затерявшиеся в пшенице. Лучиньяно, самый близкий к нам городок, был скрыт облаками.

– Я тоже хочу посмотреть, – сказала сестра. – Покажи мне.

Я посадил её себе на плечи, хотя ноги меня еле держали. От усталости. Интересно, что она могла видеть без очков?

– А где остальные?

Там, где они прошли, был беспорядок, многие стебли согнуты, а некоторые поломаны. Мы пошли по этим следам, ведшим к противоположному склону холма.

Мария сжала мне руку, вцепившись ногтями в кожу…

– Какая гадость!

Я повернулся.

Они сделали это. Они посадили курицу на кол. Она торчала на самом острие камышовой трости. Свисающие ноги и широко расставленные крылья. Испачканная кровью голова свешивалась набок, наводя ужас. Из сжатого клюва капали тяжёлые красные капли. Рой мух с блестящими брюшками вился вокруг, налипая на глаза, на кровь.

Ледяная дрожь прошла у меня по спине.

Мы пошли дальше, перевалили через хребет и стали спускаться.

Куда, чёрт побери, они потопали? Почему спустились по этой стороне?

Пройдя ещё метров двадцать, я понял куда.

Холм не был круглым. С противоположной стороны он терял свою безукоризненность и перетекал в подобие бугра, который, выгибаясь, плавно снижался до самой равнины. Посреди этого бугра находилась узкая впадина, которую можно было разглядеть, наверное, только сверху или с самолёта.

Легко было бы вылепить этот холм из глины. Сначала скатать шар. Затем разрезать его надвое. Одну часть положить на стол. Из другой половинки сделать сосиску, нечто вроде толстого червяка, прикрепить к первой, выдавив посредине небольшое углубление.

Самым удивительным было то, что в этой спрятанной от глаз впадине росли деревья. Укрытая от ветра и солнца, стояла самая настоящая дубовая роща. А посреди неё – одинокое строение.

Заброшенный дом с провалившейся крышей из коричневой черепицы и тёмными балками просвечивал сквозь листву.

Мы спустились вниз по тропинке и вышли к дому.

Здесь было всё, чего я сейчас желал больше всего на свете, – деревья, тень и прохлада.