Я угнал Машину Времени   ::   Кривин Феликс Давидович

Впрочем, смотрит он на меня без вражды и даже, можно сказать, с симпатией. Наверно, ему приятно, что я уже знал о нем, когда он обо мне и не слышал. Он говорит, что я могу дождаться Стася, это даже необходимо, чтоб мы с ним встретились. Но тут же предупреждает, чтоб я не воображал, будто он мне поверил.

Из-за деревьев вышла девушка. Таких девушек я еще не видел. Могу ручаться, что у нас таких нет.

– Принимай гостя, – сказал ей Збышек, не без удовольствия пользуясь правом отдавать приказания. – Покорми. Чаем напои. Там разберемся.

В нашем времени еще утро, а здесь уже день. Разница часов пять, как между Люблином и Тобольском. Мы углубляемся в чащу и останавливаемся перед входом в землянку. В словаре устаревших слов Окаяцу сказано, что землянка – это вырытое в земле помещение, служившее одновременно и укрытием, и жилищем. В спокойное время люди возводили дворцы, а в тревожное зарывались в землю. Землянка – это дворец тревожного военного времени.

Стол, две-три колоды, заменяющие стулья, несколько лежанок у стен – вот и вся обстановка землянки. Все очень старое, сохранившееся, быть может, с прошлой войны.

Я сажусь на колоду, девушка наливает мне в кружку кипяток.

– Меня зовут Ян.

– А меня Анна.

– Не Марыся?

– Почему Марыся?

Не так-то просто ей объяснить почему.

– Мне казалось, что в таком отряде, как ваш, девушку должны звать Марысей.

Анна кладет передо мной три картофелины – популярную еду тех времен.

– Так вы учитель? Я тоже хотела стать учительницей, только война помешала. Кончится война – обязательно стану учительницей.

Кипяток из моей кружки выплескивается на стол. Для нее война никогда не кончится, а еще верней – кончится очень скоро. Ей жить еще восемнадцать дней, до 9 сентября. Сегодня 21 августа.

– Что с вами?

– Нет, ничего. – Я не осмеливаюсь на нее взглянуть, как будто это я приговорил ее к смерти. Если б я мог их спасти! И ее, и Стася, и Збышека… Но они уже история, а историю не изменишь…

– Я поступлю в Краковский университет. Вы какой кончали?

Университет, который я кончал, будет построен через полторы тысячи лет, поэтому я сказал, что кончил университет в Люблине.

– В Краковском учился Коперник. А в Люблине… Может, и Люблин прославится своим университетом, но сейчас он знаменит другим…

Это мне понятно. В одном из докладов Гиммлеру о созданных концлагерях под номером шестым значится: «Люблин».

– Со временем это забудется.

– В другом времени. Но в нашем времени – нет.

Она сказала «в другом времени», как бы отгораживая себя от меня, будто она знала, что мое время – это не ее время.

– Как вы думаете, меня примут в отряд?

– Конечно, примут. Людей у нас не хватает. Вот Вацек…

Вацек! Новое имя. В материалах архива ни разу не упомянуто.

– Что Вацек?

– Он ушел неделю назад. – Голос ее дрогнул. – И с тех пор его нет. Может быть, он убит…

«…она не могла поверить, что их предал человек, которого она…»

Может быть, это Вацек?

Когда возвращаешься в прошлое, чувствуешь себя, как Гулливер среди лилипутов. Я возвышаюсь над этим двадцатым веком, упираясь головой в пятое тысячелетие, и все мне наперед известно, а для них загадка даже завтрашний день. Они берут эту жизнь шаг за шагом и, лишь оглядываясь назад, определяют, в каком они шли направлении. Для меня же весь их путь как на ладони, я знаю начало его и конец. Но того, что мне нужно узнать, я не знаю.

– Как вы думаете, это скоро кончится?

– Что кончится?

– Война.

Я точно знаю, когда кончится война. Она кончится 9 мая 1945 года. Но для Анны она кончится раньше. Намного раньше. И я отвечаю:

– Война кончится через восемнадцать дней.



Глава четвертая.