Энтропия :: Пинчон Томас Рагглз
Страница: 4 из 9 | |||
| ||||||||||||||
| ||||||||||||||
КАТЕГОРИИ КНИГПОСЛЕДНИЕ ОТЗЫВЫ О КНИГАХМихаил (19.04.2017 - 06:11:11) Антихрист666 (18.04.2017 - 21:05:58) Ладно, теперь поспешили вы... (18.04.2017 - 20:50:34) Роман (18.04.2017 - 18:12:26) АНДРЕЙ (18.04.2017 - 16:42:55) СЛУЧАЙНОЕ ПРОИЗВЕДЕНИЕО, ты, чудесное созданье. 13.05.10 - 05:18 Хотите чтобы ваше произведение или ваш любимый стишок появились здесь? добавьте его! |
– В юные годы, будучи в Принстоне, – диктовал Каллисто, сооружая птичке гнездо из седых волос на своей груди, – Каллисто выучил мнемоническое правило, помогавшее запомнить законы термодинамики: ты не можешь победить; все ухудшается до того, как улучшиться; кто сказал, что вообще что-либо будет улучшаться? В возрасте пятидесяти четырех лет, столкнувшись со взглядами Гиббса на вселенную, он осознал, что студенческая мудрость оказалась в конце концов пророчеством. Тонкая вязь уравнений сложилась в некий образ окончательной и всеобщей тепловой смерти. Разумеется, он всегда знал, что только в теории двигатель или система могут работать со стопроцентным КПД; знал он также и теорему Клаузиуса, которая утверждает, что энтропия изолированной системы постоянно возрастает. Но только после того как Гиббс и Больцман использовали при обосновании этого принципа методы статистической механики, ужасающий смысл этих утверждений воссиял для него: только тогда он осознал, что изолированная система – галактика, двигатель, человек, культура, что угодно – должна постоянно стремиться к наиболее вероятному состоянию. Так ему пришлось печальной, увядающей осенью своей жизни радикально переоценить все, что он доселе успел узнать; все города, времена года и случайные страсти его дней были теперь озарены новым и неуловимым светом. Но оказался ли он сам на высоте задачи? Опасности упрощающих софизмов были ему известны, и он надеялся, что у него хватит сил не соскользнуть в благодатный декаданс расслабляющего фатализма. Им всегда владел деятельный итальянский пессимизм: подобно Макиавелли, он полагал, что соотношение сил virtu и fortuna составляет пятьдесят на пятьдесят; но теперь уравнения требовали учитывать фактор случайности, который приводил к столь невыразимому и неопределенному соотношению, что он не решался даже вычислять его. Вокруг него колебались неясные тени оранжереи – и жалобное сердечко трепетало рядом с его собственным. В ушах девушки как бы контрапунктом к словам Каллисто звучала болтовня птиц, судорожные гудки машин доносились сквозь влажный утренний воздух, сквозь пол пробивались дикие запилы альта Эрла Бостика. Чистоте архитектоники ее мира постоянно угрожали подобные вспышки анархии: разрывы, наросты и скосы, сдвиги и наклоны – ей приходилось беспрерывно перенастраиваться, чтобы вся структура не обратилась в нагромождение дискретных и бессмысленных сигналов. Каллисто однажды описал этот процесс как вариант «обратной связи»: каждый вечер Обад вползала в сон с чувством опустошения и с отчаянной решимостью не ослаблять бдительности. Даже во время кратких занятий любовью случайное двузвучие их натянутых нервов поглощалось одинокой нотой ее решительности. – Тем не менее, – продолжал Каллисто, – он обнаружил в энтропии, то есть в степени беспорядка, характеризующей замкнутую систему, подходящую метафору для некоторых явлений его собственного мира. Он увидел, например, что молодое поколение взирает на Мэдисон авеню с той же тоской, какую некогда его собственное приберегало для Уолл-стрита; и в американском «обществе потребления» он обнаружил тенденции ко все тем же изменениям: от наименее вероятного состояния к наиболее вероятному, от дифференциализации к однообразию, от упорядоченной индивидуальности к подобию хаоса. Короче говоря, он обнаружил, что переформулирует предсказания Гиббса в социальных терминах и предвидит тепловую смерть собственной культуры, когда идеи, подобно тепловой энергии, не смогут уже больше передаваться, поскольку энергия всех точек системы в конце концов выровняется и интеллектуальное движение, таким образом, прекратится навсегда. Внезапно он поднял глаза. – Проверь еще разок, – сказал он. Обад снова встала и подошла к термометру. – 37, – сказала она. – Дождь кончился. Он быстро опустил голову и, стараясь придать голосу твердость, прошептал в подрагивающее крыло: – Значит, скоро переменится. |
ИНТЕРЕСНОЕ О ЛИТЕРАТУРЕ
ТОП 20 КНИГ
ТОП 20 АВТОРОВ
| ||||||||||||
|