Как закалялась жесть   ::   Щёголев Александр

И что в результате выросло?

И чем все это закончится?

У Эвглены Теодоровны есть дочь — моя падчерица, — примерно того же возраста, какой была она сама, когда стала сиротой. Так вот, смотрю я на эту девочку и вспоминаю почему-то биологический справочник. Одноклеточные организмы размножаются делением. Из материнской клетки возникает дочерняя, и больше их ничто не связывает — НИ-ЧТО…

Эта незатейливая мысль дает мне силы приближать конец, каков бы он ни был.

3.



Горечь, казалось, проникала в мозг. Специальный соус, приготовленный поваром Сергеем, не помогал, загонял мерзкий вкус в подсознание. Соус явно обладал противорвотным действием, иначе трудно объяснить, почему эта дрянь не просилась обратно. Велики и непознаваемы чудеса китайской кулинарии!.. А матери, похоже, нравилось: она уплетала фарш с таким удовольствием, словно это была, скажем, индейка. Возможно, мать по обыкновению «держала лицо», вела себя правильно . Хотя, скорее всего, запредельная горечь Елене только чудилась, а на самом деле мясо ворона было вовсе не гадостным. Так или иначе, но совершать глотательные движения от этого не становилось легче…

Фарш был сырым.

И мясо ворона было настоящим. Не какой-то там вор О ны — именно в О рона. Черного. Дьявольской птицы, живущей, по слухам, до трехсот лет.

К западу от Москвы, в известном местечке Петелино, присоседилась к крупной птицефабрике скромная ферма, специализировавшаяся на выращивании воронов. Мало кто знал о ее существовании, но столь экзотическая продукция пользовалась спросом среди продвинутой части столичной элиты, не жалевшей денег на экзотику (больших, кстати, денег). Разумеется, Эвглена Теодоровна — в их числе. Каждую пятницу повар Сергей ездил в Петелино, привозил в клетке живую птицу, убивал ее, и затем готовил для хозяев блюдо из сырой воронины, превращая несъедобное в съедобное. Владелец фермы гарантировал клиентам полную санитарную безопасность: отсутствие в птицах паразитов, вирулентных бактерий и вирусов, — хоть это утешало…

Дождались, когда повар уйдет к себе. Невозможно было понять по его неподвижному скуластому лицу, о чем он думал, когда его бесцеремонно изгоняли из столовой. Сергей Лю — так звали этого слугу. Давным-давно обрусевший китаец, говорящий по-русски лучше, чем средний москвич. Без возраста, без родни, без вредных привычек.

— Эвочка, завтра реализация, — тихо сообщила мать.

Новость! Елена как-то и сама догадалась. Алексей Алексеевич, выставленный за обедом напоказ, означал только одно. Трудно было не догадаться.

— Меня зовут не «Эвочка».

— Ну, хорошо, Ленусик, — примирительно сказала Эвглена Теодоровна. — Позанимаешься с Борисом и поднимись, пожалуйста, в студию, приготовь там все… как обычно.

— И не «Ленусик», — сказала Елена.

— Ты чего такая колючая?

— Как Алексей Алексеевич на тебя вышел?

— П А года порекомендовал. Лично.

Елена успокоилась. Господин Пагода был шефом Исполнительного комитета Государственной Думы. А по совместительству — главным посредником и, называя вещи своими именами, главным покровителем Эвглены Теодоровны.

Вообще, клиенты обычно держались в сторонке (за редким исключением). Клиенты — народ пугливый, особенно из тех, которые сидят на высоких жердочках. Все контакты, включая телефонные разговоры, осуществлялись через посредников, коих насчитывалось совсем немного. Посредники были ветками, на которых гроздьями висели заказчики. Прибыль и возможную ответственность делили пополам. Впрочем, попадались среди клиентов и такие, как Алексей Алексеевич, которые предпочитали общаться с Купчихой напрямую…

— Когда мы закончим жрать эту дрянь? — Елена показала на розетку с фаршем.

( Розетка была мейсенского фарфора: ручная роспись, сюжет с цветами и бабочками, потертая позолота. )

— Никогда, — улыбнулась мать. — У тебя предубеждение, мой друг, борись с ним.