Калевала   ::   Автор неизвестен

Кто же мальчика осмотрит,

Кто осмотрит и одобрит?

Старый, верный Вяйнямёйнен,

Вековечный прорицатель,

Осмотреть его приходит,

Осмотреть его, одобрить!

Старый, верный Вяйнямёйнен

Приговор свой изрекает:

"Так как сын в болоте найден

И от ягоды явился,

То он должен быть оставлен

На лугу, где много ягод,

Или пусть ему в болоте

Разобьют головку палкой!"

Полумесячный ребенок,

Двухнедельный так промолвил:

"О ты, старец безрассудный,

Безрассудный старец, слабый,

Приговор изрек ты глупо,

Объяснил законы ложно!

Ты за большие проступки,

За дела глупее этих

Отведен в болото не был,

Головы ты не лишился,

А пожертвовал когда-то

Твоей матери дитятей,

Чтобы жизнь свою спасти им,

Чтоб себя от бед избавить.

Отведен тогда ты не был,

Да и позже, на болото,

А ведь в молодости давней

Заставлял девиц топиться

В глубине морских потоков,

В черном иле дна морского".

Крестит мальчика тот старец

И дитя благословляет:

"Карьялы король да будешь,

Власти всей ее носитель!"

Рассердился Вяйнямёйнен,

Рассердился, устыдился,

Собрался идти оттуда

И идет на берег моря.

Распевает громогласно,

Там в последний раз запел он:

Пеньем медный челн он сделал,

В медь окованную лодку.

На корме челна уселся,

В море выехал оттуда

И сказал он при отъезде,

Так промолвил на прощанье:

"Вот исчезнет это время,

Дни пройдут и дни настанут,

Я опять здесь нужен буду,

Ждать, искать меня здесь будут,

Чтоб я вновь устроил Сампо,

Сделал короб многострунный,

Вновь пустил на небо месяц,

Солнцу снова дал свободу:

Ведь без месяца и солнца

Радость в мире невозможна".

Едет старый Вяйнямёйнен,

Едет с парусом шуршащим

На челне, обитом медью,

На богатой медью лодке,

Едет он туда, где вместе

Сходятся земля и небо.

Там пристал с своею лодкой,

С челноком остановился.

Только кантеле оставил,

Суоми чудную усладу,

Радость вечную - народу,

Своим детям - свое пенье.

Я уста теперь закрою,

Завяжу язык свой крепко,

Прекращу я эту песню,

Распевать не буду больше.

Отдыхать должны и кони,

Если много пробежали,

И само железо слабнет,

Покосивши летней травки,

Опускаются и воды,

Коль бегут они рекою,

И огонь погаснуть должен,

Коль пылал он долго ночью;

Почему ж напев не должен,

Не должна ослабнуть песня,

Если пелась целый вечер,

С самого заката солнца?

Так, я слышал, говорили,

Очень часто повторяли:

"Водопад, и тот в паденье

Не всю воду выливает,

Точно так же песнопевец

Не споет всех песен сразу.

Лучше вовремя их кончить,

Чем прервать на середине".

Так бросая, так кончая,

Заключая, оставляя,

Я в клубок мотаю песни,

Их в одну вяжу я связку,

Как запас, в амбар слагаю,

За замок из крепкой кости,

Не уйдут они оттуда

Никогда в теченье жизни,

Коль замок не будет отперт,

Коли кость не отомкнется,

Не разжаты будут зубы

И язык не повернется.

Что бы было, если б пел я,

Распевал я очень много,

Пел бы я в долине каждой,

Пел бы в каждой синей роще!

Мать моя уже скончалась,

На земле уж нет старушки,

Золотая уж не слышит,

Дорогая уж не внемлет:

Здесь меня лишь сосны слышат,

Ветви ели мне внимают,

Клонятся ко мне березы

Да приветствуют рябины.

Мать меня еще ребенком

Здесь покинула, родная,

Я как жаворонок вырос,

На камнях как дрозд остался,

Чтобы жаворонком пел я,

Щебетал дроздом в лесочке,

Под надзором у чужой мне

И под мачехиной лаской.

Прогнала она бедняжку,

Нелюбимого ребенка,

К той стене, где дует ветер,

К стенке северной жилища,

Чтоб сгубил жестокий ветер

Беззащитного ребенка.

Я, как жаворонок, вышел,

Я блуждал, бедняжка, птичкой,

Я с трудом едва влачился.

Тихо шел своей дорогой,

И узнал я всякий ветер,

Познакомился я с бурей,

Стал дрожать я на морозе,

Научился плакать в стужу.