Книжный червь   ::   Фишер Тибор

Как-то, когда ему было одиннадцать - он возвращался из школы домой, а две девчонки его возраста он изо дня в день видел, как они идут домой по другой стороне улицы, - вдруг преградили ему дорогу: "Ничего, если я тебе врежу?" - спросила блондинка. Он раздумывал, что это значит и как на это ответить, когда кулачок блондинки весьма чувствительно врезался ему в челюсть. Наконец, он придумал. Улыбнулся - и пошел прочь.

Когда такое сваливается на тебя неожиданно... Однажды в Портленде он с головой ушел в изучение "Книги чудес" Флегона из Тралла и "Кентавра" императора Адриана, забыл обо всем, да и опасаться вроде было совсем уж нечего: влажная летняя ночь, давно перевалило за полночь, дремотное время, в дремотном городке, - кто бы мог подумать, что в магазине есть еще люди.

Его сосредоточенность на тексте была нарушена хозяином лавки здоровяком, сжавшимся в комок на раскладушке и молившем только об одном: "Не убивайте меня, не убивайте..." - владелец магазинчика повторял это, как заклинание, даже на колени перед ним встал; удивительнее всего, что единственным орудием убийства, которым он на тот момент располагал, была двухсотстраничная книжка в мягкой обложке, которую он сжимал в правой руке, а из той детской истории со школьницами он вынес твердое убеждение: в его облике нет ничего, способного внушить трепет кому бы то ни было.

"Дома кондиционер сломался. Слишком жарко. У меня есть деньги. Сейчас я их принесу! Я ничего не скажу полиции..." Он хотел было выложить обычную историю, мол, его просто случайно заперли, но правда из его уст всегда звучала еще менее убедительно, чем ложь, а хозяина лавки того и гляди мог хватить удар. Проще было взять деньги, - что он и сделал. Потом отправился в ближайшую гостиницу, взяв с собой книжки, которых должно было хватить на завтрашний день. Он еще мог понять, какого черта его приняли за грабителя, но увидеть в нем убийцу? Как бы то ни было, это происшествие навело его на мысль, а может, не такой уж он и рохля? Может, есть в нем этакая загадочная властность?

После закрытия "Barnes Noble" он прошмыгнул в "Отдел политики" и около часа ждал, покуда стихнет шум в здании. В каждой книге, стоящей здесь на полках, таились сотни связей с другими книгами; чтобы писать, сперва надо выучится читать. Неужто он так отличается от своих собратьев? Волновало ли еще хоть одного человека в мире, почему в "Илиаде" нигде не говорится, чтобы на пиру ели рыбу? И кто еще помнит все тридцать три старательно собранные Поллуксом из Навкратиса бранных прозвища, которыми звали сборщиков налогов? Кого волнует, что произойдет, если будет найден утраченный роман Апулея "Гермагор"? Кто будет ломать себе голову, существовал или нет трактат "De Tribus Impostoribus Mundi", о котором упоминают десятки авторов?

Он устроился в одном из роскошных кресел, - кресел,за которые и стоит любить "Barnes Noble", чтобы погрузиться в "Обманувшийся лишь однажды" (справа) и "Мир жаждет" (слева).

Случалось, он все же уставал от такой жизни, но - нужно было продолжать начатое, - он зашел слишком далеко, теперь уже поздно отступаться. Как-то в припадке малодушия он устроился на работу - и даже продержался на ней месяца два, - да только лучше от этого не стало.

Сосредоточиться на тексте мешал... доносящийся откуда-то кашель. Он даже задержал дыхание на мгновение - может, это он кашляет? Нет, кашлял явно кто-то другой. Тихо-тихо. Это потому что далеко. Ну и черт с ним, подумал он, пусть себе кашляет. Однако сосредоточится на тексте - ни на правом, ни на левом - не удавалось.

Тщательно обследовав магазин, сверху до низу, на первом этаже он обнаружил женщину. Стройную женщину, одетую во все темное. Весьма привлекательную. Он был абсолютно уверен - это не продавщица, продавщиц здесь он знал в лицо. Кроме того... то, как она сидела...