Книжный червь   ::   Фишер Тибор

"Одиссея" - та являлась дешевым чтивом: развлекаешься с сомнительными дамами, потом заявляешься домой, устраиваешь там погром и разом убиваешь всех обидчиков. "Илиада" же - вещь, сделанная на века: против воли отправиться на войну, которая тебе на фиг не нужна; оказаться там среди недоумков, которые эту свою Трою, и ту не сразу могут найти; все время помнить, что мать тебя бросила, сбыв на руки какому-то кентавру, и он заставлял тебя жрать требуху; отсутствие выбора, ни черта впереди - и знание, что домой тебе не вернуться и вообще, ничего хорошего тебя уже никогда не ждет.

Читая репортажи об очередном психе, средь бела дня перестрелявшем из окна соседей, а потом, когда полиция уже готова была защелкнуть на нем наручники, выстрелом снесшим полчерепа и себе, он понимал, что в данном случае причина самоубийства - не угрызения совести, не желание досадить пенитенциарной системе, но - отчаянье: натворив дел, убийца даже удовлетворения не почувствовал - черту-то он перешел, но и за чертой было все то же - ярость. В ярость впадал Гильгамеш. Яхве испытывал приступы гнева. Моисей гневался. Фараон бесился от ярости. Электра доходила до белого каления. Эдип исходил пеной. Десперадо вела ярость мести. Гамлет был вне себя от гнева. Орландо неистовствовал.

Все упиралось в Старика Наверху... Карма. Рок. Фатум. Судьба. Парки. Предопределение. Намтар. Норны. Фортуна. Провидение. Ананке. Космос. Аллах. Книга Судеб. Чертова пряжа! Слова тасовались, как карты в колоде; они были затертыми клише, кочевавшими из книги в книгу - не потому, что у писателей не хватало фантазии, а потому, что это был единственный способ выразить хоть что-то.

Вас останавливает прохожий посреди Лондона: "Мне нужен Фулем". "Электростанция? Резиденция епископа? Футбольный клуб?" Имена двоятся, троятся. Вот вам стаканчик с игральными костями, только - чтобы узнать, как легла фишка, нужно сделать бросок.

Он неспешно направился на Юнион Сквер, в "Barnes Noble".

Книжные магазины - чем они больше, тем легче в них затеряться. Ближе к закрытию находишь какой-нибудь тихий закуток, затаишься там, покуда все не уйдут - и принимайся пожирать книги, как червь-книготочец. Ловили его крайне редко. За все годы было лишь четыре случая, когда его поймали за чтением в магазине. Поймали - и отпустили на все четыре стороны.

Во взглядах их было что-то такое... Ему даже думать об этом не хотелось. Для них он был то ли незадачливым грабителем, которому не хватило элементарных навыков ограбить книжную лавку, то ли вконец опустившимся беднягой, из тех, у кого не хватило сил остаться на плаву, - в любом случае, им хотелось побыстрее от него отделаться. Только эта девица в "Nuneaton" вызвала полицию. "Я вызываю полицию" - прошипела она. Ему ничего не стоило тогда дать деру, но вместо этого он лениво ждал стражей порядка, - и все это время никак не мог взять в толк, зачем ей понадобилось объявлять о звонке в полицейский участок: будь у него какие преступные замыслы или снедай его чувство вины, эти слова только подлили бы жару в огонь. Не убежал же он в тот раз просто потому, что ему некуда было бежать. Он прочитал страниц двадцать из "Юг и Север", прежде чем на пороге лавки возникли блюстители закона. Их лица заметно вытянулись, когда выяснилось, что в его действиях не обнаруживается ничего, что позволяло бы квалифицировать происшедшее как причинение материального ущерба, насильственное вторжение или кражу. "А больше тут ничего не придумаешь", - развел руками один из них - и действительно, что тут можно было придумать.

Его застали врасплох. Можно было извлечь на свет какую-нибудь подходящую сентенцию и выйти, брякнув первое, что взбредет на ум, а можно было судорожно соображать, что бы такое сказать... .