Лёд   ::   Сорокин Владимир Георгиевич

Прохладный пластик прикоснулся к бедрам Лапина. Ее рука взяла его член. Направила в патрубок.

– Слушай… – Он потянул к себе колени. – Я ведь не паралитик еще…

Ее свободная рука остановила его колени. Нажала. Уложила на кровать.

– Здесь нет никакой проблемы, – мягко и настойчиво произнесла она.

Лапин смущенно засмеялся. Посмотрел на «ОМ». Потом на лилию в вазе.

Прошло полминуты.

– Урал? Так ты хочешь или нет? – с мягким укором спросила она.

Лицо Лапина стало серьезным. Он слегка покраснел. Член его вздрогнул. Моча бесшумно потекла в судно. Медсестра умело придерживала член.

– Ну вот. Как просто. Ты никогда не мочился в судно?

Лапин мотнул головой. Моча текла.

Медсестра протянула свободную руку. Взяла со столика с напитками салфетку.

Лапин закусил губу и осторожно вдохнул.

Струя иссякла. Медсестра обернула член салфеткой. Осторожно вынула потеплевшее судно из-под одеяла. Поставила под кровать. Стала вытирать член.

– Ты родился с голубыми глазами? – спросила она.

– Да. – Он исподлобья посмотрел на нее.

– А я родилась с серыми. И до шести лет была сероглазой. И отец повел меня на свой завод. Показать какую-то чудесную машину, которая собирала часы. И когда я ее увидела, я просто окаменела от счастья. Она так работала, так потрясающе работала! Не знаю, сколько я стояла: час, два… Пришла домой, завалилась спать. А на следующее утро мои глаза поголубели.

Член Лапина стал напрягаться.

– Ресницы черные. И брови, – разглядывала она его. – Ты, наверно, любишь нежное.

– Нежное?

– Нежное. Любишь?

– Я… вообще-то… – сглотнул он.

– У тебя были женщины?

Он нервно усмехнулся:

– Девки. А у тебя были женщины?

– Нет. У меня были только мужчины, – ответила она спокойно, выпуская из рук его член. – Раньше. До того, как я проснулась.

– Раньше?

– Да. Раньше. Сейчас мне не нужны мужчины. Мне нужны братья.

– Это как? – Он подтянул к себе колени, загораживая свой напрягшийся член.

– Секс – это болезнь. Смертельная. И ей болеет все человечество. – Она убрала салфетку в карман халата.

– Да? Интересно… – усмехнулся Лапин. – А как же – нежность? Ты же про нее говорила?

– Понимаешь, Урал, есть нежность тела. Но это ничто по сравнению с нежностью сердца. Проснувшегося сердца. И ты это сейчас почувствуешь.

Дверь открылась.

Вошла женщина в белом махровом халате: 38 лет, среднего роста, полная, темно-русые волосы, голубые глаза, лицо круглое, некрасивое, улыбчивое, спокойное.

Лапин прижал к груди дрожащие колени. Потянулся за одеялом. Но одеяло было в ногах.

Медсестра встала. Подошла к женщине. Они бережно поцеловались в щеки.

– Я вижу, вы уже познакомились. – Вошедшая с улыбкой посмотрела на Лапина. – Теперь моя очередь.

Медсестра вышла. Бесшумно притворила за собой дверь.

Женщина смотрела на Лапина.

– Здравствуй, Урал, – произнесла она.

– Здравствуйте… – отвел глаза он.

– Я Мэр.

– Мэр? Чего?

– Ничего, – улыбнулась она. – Мэр – мое имя.

Она скинула халат. Голая шагнула к Лапину. Протянула полную руку:

– Встань, пожалуйста.

– Зачем? – Лапин исподлобья смотрел на ее большую отвислую грудь.

– Я прошу тебя. Не стесняйся меня.

– Да мне по барабану. Только… отдайте мою одежду.

Лапин встал. Упер руки в худосочные бедра.

Она шагнула к нему. Осторожно обняла и прижалась своей грудью к его.

Лапин нервно засмеялся, отворачивая лицо:

– Тетя, я не буду с вами трахаться.

– Я тебе и не предлагаю, – сказала она. Замерла.

Лапин тоскливо вздохнул, глянул в потолок.

– Одежду верните, а?

И вдруг вздрогнул. Дернулся всем телом. Замер.

Они оцепенели. Стояли, обнявшись. Глаза их закрылись.

Они простояли неподвижно 42 минуты.

Мэр вздрогнула, всхлипнула. Разжала руки. Лапин бессильно выпал из ее объятий на пол. Конвульсивно дернулся.