Люди лунного света   ::   Розанов В В

У Достоевского это выражено в идиллии "Честного вора", где этому слабому и бесхарактерному человеку, к тому же запивающему, покровительствует трезвый, тихий и милый портной. Перефразируем наблюдение первых христиан: "У язычников самые добродетели их суть только красивые пороки", можно сказать, что у этих диад "самые пороки становятся как-то невинны". У других людей в воровстве сказалась бы хищность, бессовестность; и на него ответили бы боем. Но у этих самое воровство добродетельно: " Честный вор". Да и в самом деле "честный": до того кроткий, что его и обругать не придет в голову никому, не то что побить; но сам он до того мил и праведен, что от одного тихого укора повесился. Воистину, "таковых есть царство небесное"... Делают ли что они добро им, не делают - добро же. Не воруют - хорошо, а украли - тоже хорошо. Как-то безвредно, без "последствий". И любодействуют они - тоже хорошо, и не любодействуют - хорошо же. Впрочем, они почти Никогда не любодействуют. "Не хочется". Ни Хоря, ни Калиныча, ни Чертопханова, ни Нёдоюскина, ни "Лишнего человека" (см. "Дневник лишнего человека") мы не умеем представить себе "с бабою" или "около девицы". Эти диады, или пассивные одиночки, - до такой степени есть начинающиеся праведники, линии начинающейся христианской праведности, такой особенной, такой типичной, с кроткими глазами, с впущенными руками, с тихим взором, взором - длинным, задумчивым, что невозможно усомниться в том, что уже задолго до христианства в них началось христианство, или что Евангелие, само в этой же категории явлений существующее, встретившись с этим течением - слилось с ним, "обнялось" с ним, и они-то соединенным руслом своим и произвели то, Что мы именуем "историей христианства", "историей христианской цивилизации", "историей Церкви". Я сказал "и Евангелие в этом ряду". И в самом деле, это - его откровенный глагол. "Бессеменное зачатие" - вот с чего оно начинается, с Требованием признать его - оно выступило. Это есть то чудо, то "неизреченное", "невмещающееся в разум", не бывающее и невероятное, о чем услышав, все засмеются, так как это есть "дважды-два - пять" пола, и между тем без согласия на это "чудо" и "бессмыслицу" - вы не христианин, "не крещеный". А как только это приняли и этому покорились, как только

235

уверовали в это половое "дважды-два - пять", так вы "христианин", "крещены", "в сынах спасения" и "Царствия Божия".

"- В Православную Святую Церковь веруешь?

- Верую.

- И в Божию Матерь тоже веруешь?

- Верую.

- А ну, сынку, перекрестись.

Приходивший крестился. Тогда кошевой говорил ему: - "Ступай".

Так совершался, по Гоголю, прием в Православную Сечь, эту азбучную общину мужиков-рыцарей.

"Бессеменное зачатие"... но что оно такое? Это "+0" пола, "-О" пола, или "+-0" пола, как хотите определяйте, принимайте, но как только в половом месте вы поставили значущую величину, все равно единицу или дробь, поставили что-нибудь, - вы отвергли, ниспровергли Евангелие и христианизм. Самая его суть и есть "+-0" пола. В этом не "что-нибудь" его, а все оно. Церковь до такой степени на этом яростно настаивает, что ее невозможно ничем так оскорбить, как и действительно нельзя бы ничем ее так ниспровергнуть, как утверждением, намеком, предположением, что в И. Христе или Божией Матери было что-нибудь настоящее половое, а не только "схема", "очерк", да и то лишь словесный, "девы-женщины", "учителя-мужчины". "У Иисуса были братья" - сказано в Евангелии; "она не знала Иосифа, дондеже не родила (т. е. пока не родила) Иисуса". "Нет! нет! - восклицает Церковь. Божия Матерь была монахинею, монахинею в существе и только без формы, и ничем иным она и не могла быть, потому что иначе и не началось бы христианство, как что-то совсем новое в мире!" "И эти братья Иисуса суть его двоюродные братья или что-то другое, а не родные братья: ибо у Божией Матери не могло быть детей, она - монахиня".