Май месяц в Петербурге   ::   Гончаров Иван Александрович

Опять купец Гвоздев проводил их с крыльца своего магазина, с поклоном и с улыбкой восторга глядя им вслед.

Генерал-граф прислал "просить", так выразился человек, а граф велел попросту позвать к себе управляющего домом.

- Любезный Иван Иванович! - сказал он по-своему ласково, но выходило это не ласково. - Садись, садись здесь.

Он показал ему стул. Он говорил ему то "вы", то "ты" и не знал, как с ним обращаться. Этот Иван Иванович был только титулярный советник и не любил соваться вперед своим знанием и образованием.

- Вот что, - сказал граф, - у меня на кухне лишний повар, - мне сегодня только об этом сказали, - нельзя ли его пристроить?

- Отчего же, можно! - подумав, с неизменной улыбкой отозвался Хохлов. - Место готово, хоть сейчас!

- Так чего же лучше? Если готово, то и мешкать нечего!.. - сказал граф.

- Только там денег не платят, - заметил Иван Иванович, со своей неизменной улыбкой.

И сам граф и гости его залились смехом. У графа даже эполеты заплясали на плечах. Все, выпуча глаза, смотрели на Ивана Ивановича.

- Заставят поработать вашего повара с месяц, или около того, потом и откажут: "Не хорош, мол, не годится", - скажут ему и дадут что-нибудь из милости, что вздумают, в вознаграждение.

Опять граф и гости его засмеялись.

Все это, кажется, Иван Иванович выдумал, то есть "место для повара, где денег не платят", чтоб граф не приставал к нему со своим предложением. По крайней мере, идучи от графа к себе домой, он усиленно чему-то улыбался.

Настал вечер. Чиновники, жившие под Чихановым, давно отобедавшие, каждый чем-нибудь занимался. Один читал какую-то книгу, другой рассматривал дело из своей канцелярии, а третий, постарше, по фамилии Брагин, служивший по особым поручениям при одном директоре департамента, что-то усердно писал, бормоча про себя: "И на сию командировку положить ему, Лязгину, прогонные по чину... всего 200 рублей, да суточных, примерно, по 4 рубля, итого..." Он положил перо.

- Маланья! - крикнул он кухарку.

Минуты через две в комнату вошла пожилая, бойкая женщина. Брагин хлебнул из стакана пунша.

- Маланья! - повторил он.

- Чего вам, я пришла! - сказала Маланья.

- Если б ты теперь словила на дворе петуха и передала его соседям, а полиция предписала бы, во что бы то ни стало, отыскать этого петуха...

Маланья не вдруг поняла сказанное, и сначала, разиня рот, подумала с минуту, потом, кажется, смекнула.

- А как она, ваша полиция, отыщет его? Я бы взяла и отдала дворнику через задний ход... - проворно сказала она.

- Погоди, погоди! - нетерпеливо перебил ее Брагин. - Квартальному начальство выдало бы десять рублей за этого петуха...

- Весь петух-то не стоит и тридцати копеек: за что же давать, десять-то рублей? Да не отыщет она никак, ваша-то полиция, когда я отдам дворнику через задний ход, а десять рублей пропадут!..

- А вот здесь посылают офицера и дают прогонные и суточные по чину, тогда как дело-то все в трехстах рублях.

Один из чиновников, Юхнов, вскочил из-за стола.

- Да что вы, Андрей Тихонович, опять за свое: теперь стали начальство бранить!

- А что, не нравится! - сказал Брагин, смеясь и прихлебывая пунш.

Третий чиновник, Понюшкин, только усмехнулся. Маланья посмотрела на них всех троих, утерла фартуком нос и ушла к себе.

- Я думала, зовут за делом, а они вот что выдумали? У меня еще посуда не мыта! - ворчала она.

В это время раздался звонок. Явился курьер от экзекутора того департамента, где служил Брагин, и объявил последнему, что завтра уезжает за границу директор с супругой, так не угодно ли проводить их превосходительство на станцию. "Так, мол, экзекутор велел сказать".

- Разве завтра? Ведь директор хотел ехать на той неделе! - возразил Брагин и в это время хлебнул пунша из стакана. Он сказал курьеру: "Хорошо, скажи, что буду". Курьер ушел.