Мальчик и кот   ::   Преображенский Сергей

Надо заметить, что моя мать, не получившая, увы, должного кошачьего образования, тем не менее, была наделена от природы тонким вкусом: любила музыку, литературу, живопись. Безусловно, легкость стиля, свободное владение словом, ясность изложения мысли, были унаследованы мною именно от нее, а никак не от моего беспутного отца. Впрочем, от отца я тоже кое-что унаследовал. Недаром какая-то неведомая таинственная сила зовет меня мартовскими ночами туда, ввысь, на крышу, и из моей мятущейся кошачьей души вырывается грозное, сурово-торжествующее "Мяу-у-у!" Но об этом потом.

Итак, к исходу второй недели, то есть, к тому времени, как у нас уже прорезались глаза, мать вплотную занялась нашим воспитанием. До сих пор помню ту первую в моей жизни мышь, полузадушенную, трясущуюся от страха, которую она принесла нам в зубах, и мы, глупые несмышленыши, пугливо шарахались от нее и норовили спрятаться к матери под брюшко. К ее чести надо сказать, что о своем отце мы не слышали ни одного дурного слова. Мать сказала нам, что он со славой погиб в неравном бою с крысами, которые в неимоверном количестве расплодились на мясокомбинате. И как лучший боец и охотник наш отец был направлен туда, но силы оказались неравны. До сих пор перед моими глазами стоит героический облик моего вымышленного отца: желтые глаза пылают справедливым гневом, усы грозно топорщатся, в зубах невероятных размеров крыса. И хотя это всего лишь фантазия, но кто осмелится осудить мою мать? Ведь детей нужно было как-то воспитывать..."

Учительница закрыла тетрадь, дождалась, когда в классе затихнет смех, и сказала:

-- На этот раз, Плотников, я ничего тебе ставить не буду, но ты должен написать новое сочинение. И не про каких-то там дворовых кошек, а про свою настоящую семью.

* * *

Мальчик и кот сидели на крыше гаража и молча смотрели друг на друга. То есть, это со стороны казалось, что они молча смотрят друг на друга, а на самом деле они разговаривали.

-- Ты извини, -- подумал кот, -- я не хотел тебя подводить с этим сочинением. Мне показалось, что учительнице будет интересно узнать о моей семье, о моих родителях, о моем детстве. Но я ошибся. Наверное, все дело в том, что я простой дворовый кот. Вот если бы я был благородных кровей, каким-нибудь персидским или сиамским, тогда может кто-нибудь и заинтересовался бы моей жизнью, а так... -- и он обречённо махнул своей мохнатой лапой.

-- Нет, ты не прав, -- мысленно ответил мальчик, -- Мне, например, очень интересно все про тебя узнать. Расскажи мне что-нибудь из твоей жизни!

-- А знаешь, мне в голову пришла замечательная идея! -- обрадовался кот, -- Я давно хотел написать историю своей жизни, я назвал бы ее "Кошачья история". А то обидно, "Утиная история" есть, а "кошачьей" нет. Но все дело в том, что хотя я читаю очень неплохо, но писать так и не научился. Эти ваши ручки такие неудобные, все время выскальзывают из лапы. Я несколько раз пробовал, но у меня так ничего и не вышло, только весь чернилами перепачкался. Еле-еле потом отмылся! Две недели ходил с фиолетовым языком!

Давай мы с тобой сделаем так: ты сейчас пойдешь домой, приготовишь ручку и бумагу. Я тебе буду телепатировать, а ты все записывай, только ничего не пропускай!

-- Хорошо! -- согласился мальчик, и тут же побежал домой.

Дома он достал чистую тетрадку, ручку и принялся писать:

"...Кошачью школу я закончил далеко не блестяще, но тем не менее надо было продолжать образование.

Университет поразил меня, прежде всего обилием молодых котов и кошек всех пород и расцветок: тут были пушистые сибирские и ангорские, и простые серые в полоску, и даже один сиамский, который невероятно важничал и сидел отдельно от всех.

Зоологию преподавал нам тогда, ныне широко известный профессор Мурр.