Менады   ::   Кортасар Хулио

 – Экстаз трагедии!

Я подумал, что это неплохо для названия фильма, и прикрыл глаза. Мне, наверно, хотелось уподобиться слепому, единственному человеческому существу среди этого студенистого месива, в котором я вот-вот увязну. И когда я, зажмурившись, увидел маленькие зеленые огоньки, скользнувшие передо мной словно ласточки, первая фраза Пятой симфонии обрушилась на меня ковшом экскаватора и заставила смотреть на сцену. Маэстро был почти прекрасен, – такое тонкое, нервное лицо – и вот он отрывает от земли весь оркестр, гудевший своими моторами в той великой тишине, которая мгновенно оборвала грохот безудержных аплодисментов. Но, честно говоря, мне показалось, что Маэстро несколько поспешил, не дождавшись полной тишины. Первая часть взвихрилась над нашими головами, обдавая жаром воспоминаний, ее символов, ее привычных, прилипчивых та-та-та-там. Вторая часть, прекрасно очерченная дирижерской палочкой, прозвучала так, будто в зале сам воздух занялся пламенем, и это пламя – холодное и незримое, прожигало насквозь. Наверное, никто, кроме меня, не обратил внимания на первый крик, слишком короткий, придушенный… Я расслышал его в мощном аккорде деревянных и меди, потому что девушка, забившаяся в судорогах, сидела прямо передо мной. Крик – сухой, недолгий, словно в истерическом припадке или в последнем сладостном взмыве. Девушка запрокинула голову, касаясь затылком странного бронзового единорога, которыми увенчаны кресла в партере, и с такой силой заколотила ногами по полу, что ее с трудом удерживали сидевшие рядом. Сзади с первого ряда амфитеатра донесся еще один крик и топот ног. Маэстро закончил вторую часть и сразу, почти без паузы перешел к третьей. Меня вдруг взяло любопытство – может ли дирижер слышать эти крики или он отгорожен от них звучащими альтами, скрипками, всем оркестром? А девушка из переднего ряда клонилась все ниже и ниже, и какая-то женщина, наверное мать, держала ее за руку. Я хотел было помочь, но поди – сунься посреди концерта к незнакомым людям, которые сидят в другом ряду. У меня мелькнула мысль призвать на помощь сеньору Джонатан, женщины более находчивы, поймут, что надо делать в подобных случаях. Но сеньора Джонатан не отрывала глаз от спины Маэстро, она вся утонула в музыке. Мне показалось, что у нее под нижней губой, на подбородке что-то блестит.

Внезапно впереди встал во весь рост какой-то сеньор в смокинге и его могучая спина целиком заслонила Маэстро. Странно, вот так встать посреди концерта! Ну а дикие вскрики или полное равнодушие публики к этой припадочной девушке? Разве не странно? Меня вдруг привлекло красное пятно в самом центре партера, ну конечно, та самая женщина, что в антракте бежала к сцене. Теперь она шла медленно, и хоть держалась прямо, похоже, не шла, а подкрадывалась, ее выдавали шаги, медленные, гипнотизирующие – вот-вот изготовится и прыгнет. Она неотрывно смотрела на Маэстро и мне удалось поймать шалый блеск ее глаз. Какой-то мужчина, выбравшись из своего ряда, устремился вслед за ней, у пятого ряда возле них оказалось еще трое. Приближался финал симфонии, в зал уже врывались его первые мощные аккорды; волей Маэстро они обретали великолепную строгость и отточенную завершенность, будто разом высеченные скульптурные формы, высокие колонны, белые и зеленые, Карнак [9] , сооруженный из звуков, по нефу которого шаг за шагом осторожно продвигались женщина в красном и ее спутники.

Между двумя мощными взрывами оркестра я снова различил крик, вернее вопль, вроде бы из ложи справа.