Мой Кент   ::   Бомж Н Вел

Садится в машину, коротко здоровается, не подавая руки, деловито открывает папку и начинает перебирать накладные, квитанции, заявки особенно заостряя внимание на печатях, подписях, резолюциях. Бумаги, как всегда, производят магическое действие, последние сомнения у клиентов уступают место нетерпению быстрее получить и погрузить товар. Но Юрка уверен и нетороплив. Распоряжается подогнать грузовик через въездные ворота (благо, что на въезд никаких документов не нужно), к одной из платформ блок-склада. Передает папку с документами, берет сумку с деньгами и, в сопровождении одного из клиентов, неторопливо идет к административному зданию. В одном из кабинетов в уголке на стульчике лежит его сумка. "Девушка, можно я сумочку у вас оставлю - неудобно с ней по базе болтаться". "Да, пожалуйста, пожалуйста". Юрка кладет сумку с деньгами в свою и, немного поболтав с девушками в кабинете, выходит, отдает мастерски сделанную Лехой-Шаманом квитанцию об оплате клиенту и предлагает ему пройти к блок-складу для получения товара, а он "сейчас пойдет и приведет кладовщика".

Клиента совершенно не волнует, что деньги оплачены не в банке - в предыдущих случаях было так же.

Клиент уходит. В одном из кабинетов есть выход непосредственно на базу. На улицу выходить нельзя...

Я услышал, как Юрка карабкается по прислоненным к стене ящикам и тут же на землю рядом со мной шлепнулась битком набитая спортивная сумка, внушительных размеров.

Когда он уже переваливался через стену, послышался гортанный крик с сильным кавказским акцентом:

- Стой, подожди... Кому говорю, стой, - обладатель гортанного голоса бездоказательно утверждал, что он имел любовную связь с Юркиной матерью, что должно было по его мнению превратить Юрку по крайней мере в соляной столб. Видя, что это не принесло желаемого эффекта, обладатель гортанного голоса прошелся и насчет самого Юрки, который якобы тоже не избежал участи собственной матери, но Юрка был непреклонен и успел развалить ящики, по которым он взбирался на стену. Через мгновение он уже вставал с корточек, лихорадочно снимая свой синий халат.

Я прислонился левым плечом к стене, держа в руках заранее приготовленный шест, которым хозяйка дома подпирала бельевую веревку и, когда надо мной появилась голова, увенчанная кепкой с огромным козырьком и рука с пистолетом, я ударил по ней шестом изо всех сил. Пистолет отлетел далеко к забору, заросшему кустами крыжовника, голова бисексуального любовника исчезла за стеной с тонким визгливым криком: "Ай-яй-яй-яй..."

Я быстро оседлал Матильду, Юрка, поправляя ремни сумки, одетой наподобие рюкзака, уже усаживался на заднее сиденье и торопливо застегивал карабины для соединения двух широких кожаных ремней, заранее одетых на нас. Это сильно облегчало езду и освобождало Юркины руки: он мог переодеть уже на ходу свой синий халат на ветровку, одеть шлем, вырвать сумку у прохожего или отстреливаться, хотя до этого дело никогда не доходило. Юрка был против любого вида оружия, он никогда не носил даже перочинного ножа, а мне оружие надоело в Афгане.

Мы выскочили из калитки, оставив ее открытой, свернули налево к железной дороге пересекли ее по пешеходному настилу и я прибавил газу, хотя дорога была грунтовой.

Перед этим я тщательно изучил карту, предназначенную для служебного пользования, которую мне предоставил Юрка, не спеша проехал по выбранному мной маршруту и запомнил все что нужно.

Мы быстро миновали дачный поселок и, проскочив небольшую полоску леса, замыкавшую его, свернули направо, на тропинку, идущую по краю леса. Слева раскинулось засеянное чем-то поле.

Поле кончилось, уступив место лесу, мы выехали на просеку, тянувшуюся километра четыре. Ехать стало значительно труднее.