Мы строим дом   ::   Каралис Дмитрий

Ты лежишь на сене у открытого окна и смотришь, как у потолка мечется случайно залетевшая бабочка. Оса, которую лучше не трогать, прилипает на мгновение к теплой доске и с жужжанием устремляется дальше. "Тимошка, ты на чердаке? -- зовет мать. -- Иди клубнику есть".

Доски легкие и желтые. Я отрываю их, переворачиваю и разглядываю рисунок. Да, они мне знакомы.

У меня в руках кожаная коричневая сумочка. Мягкая и пухлая. Как она оказалась на чердаке?.. Слабый запах духов "Красная Москва", знакомый мне с детства.

Бумаги.

"Ой, облигации, наверное, здесь! -- радуется находке Надежда. -- Надо же! А мы с папой весь дом тогда обыскали. На чердаке нашел, да?"

Я осторожно выкладываю на стол конверты, блокнотик, книжицы удостоверений, пачку каких-то квитанций, потрепанные ноты, бумаги и бумажки. Нет, облигаций в сумочке нет. Есть документы.

Маленький, незнакомый нам архив.

Старая-старая записка. Очень старая. "Шура, я буду жать тебя сегодня вечером в конце Астраханской. Николай".

Большое вишневое удостоверение. "Северная правда". Кострома. "...состоит на службе в редакции газеты в должности корректора. Действительно по 1 октября 1927 г.". Такое же удостоверение на имя отца, только должность другая -- технический секретарь.

-- Это когда батя матушку из Тамбова увел, -- задумчиво улыбается Феликс. -- В Ленинграде ее первый муж преследовать начал, и батя увез ее в Кострому. А через год Бронька родился и они вернулись...

Удостоверение члена Осоавиахима с маленькими разноцветными марочками. Удостоверение "Почетный донор СССР". "...награждаются лица, многократно сдававшие кровь для спасения жизни раненых бойцов и командиров Красной Армии и гражданского населения..."

Письмо отцу. Автор неизвестен, есть только номер московского телефона, служебный. Не письмо даже -- записка.

"Дорогой Ник. Павлович!

Пользуясь случаем, посылаю вам сердечный привет и пожелания новых успехов в работе и крепкого здоровья. Как-то все срывается с командировкой к вам, но надеюсь, что в этом году все же смогу побывать в ваших краях.

Ник. Павл. Черкните несколько строк о себе, о своем быте, об отношении к Вам. Не скрывайте и не стесняйтесь, Вы заслужили, Ник. Павл., чтобы к Вам было человеческое отношение и постоянная забота. Вы много сделали для партии и народа. Да, да! Не преуменьшайте и не принижайте своего труда. Он благородный и непосредственно помогает великому делу строительства коммунизма.

Крепко жму руку, с приветом...

подпись (размашиста и непонятна)".

На этом же листе отцовской рукой написано: "Шура, если я умру, обратись к нему -- он поможет".

Записка переходит из рук в руки, и мы пытаемся угадать подпись, но тщетно. --"Надо же, -- удивляемся мы, -- на бланке ЦК КПСС. Кто же у него там был знакомый? Никогда не слышали".

Я вспоминаю, как мы все мыкались в нашей квартире на 2-й Советской. Феликс писал куда-то, просил поставить нас в особую очередь или дать жилье до подхода. Приходили комиссии, составляли акты. Депутат, задевая шляпой пеленки, пугливо пробирался по коридору; школьный родительский комитет давал мне какие-то ходатайства. Отец вместе со всеми подписывал письма и ехал на дачу -- мерзнуть до поздней осени в нашей избушке. Прав ли он был, что не написал коротенькое письмо в Москву? Не знаю Не мне его судить.

Еще одно письмо -- треугольное, на бумаге в косую линейку, датированное 1946 годом, и с овальным штемпелем "Доплатное". Это что такое? Детский почерк, почти каракули. Я читаю вслух.

"Привет из далекого Приемника Распряделителя.

Добрий день или вечор, дорогой Николай Павлович и Александра Александровна. Хочу перыдать свой гарачый прывет что меня отправляют в спеть дет дом.