Мы такие же люди   ::   Маршалл Алан

Во-первых, я подорвал престиж белого человека в тропиках; во-вторых, я потерял уважение аборигенов, с которыми разговаривал; в-третьих, я дал им повод задуматься над условиями их жизни; в-четвертых, я навел их на мысль о том, что есть белые, которые считают их равными себе; в-пятых, я обнаружил перед ними свою глупость, они этим воспользуются и ничего не станут делать для меня бесплатно. Итак, я взвалил на себя "тяжелую ответственность", но в то время это было мне еще неведомо.

Аборигены молча слушали меня, продолжая дружелюбно, хотя и настороженно, улыбаться. Когда я сказал, что необходимо создать лучшие условия для того, чтобы они могли учиться, они подняли головы, стараясь не пропустить ни одного слова.

Из разговоров с аборигенами на острове Четверга я узнал, что они жадно рвутся к знаниям. На этом острове солдат-аборигенов обучают основам английского языка и арифметики. Общепризнано, что у солдат из коренного населения желания учиться гораздо больше, чем у белых.

Вдруг Наггет, который одобрительно поддакивал, положил мне на плечо широкую ладонь и серьезно сказал:

- Белые думают, что если они дадут нам образование, то сравняются с нами. Они не думают, что, наоборот, мы станем такими, как они. "Нет, говорят белые, - обучив их тому, что мы знаем сами, мы сравняемся с черными, будем жить так, как живут черные, будем думать так, как черные". Но мы так не считаем. Мы говорим: "Дайте нам образование, и мы будем такими, как белые. Мы будем жить, как живут белые; мы будем думать так, как белые".

Он прав, решил я, следя глазами за вереницей морских птиц, пересекавших путь корабля. Белые боятся дать образование аборигенам. "Не поднимайте черных до своего уровня, - говорят они. - Стараясь поднять их до себя, мы сами опустимся до их уровня". Белые считают свою культуру чем-то вроде тепличного цветка, который следует холить и оберегать. В темнокожем, приобщившемся к западной культуре, они видят угрозу всему тому, чего они силятся достигнуть. "Носителем нашей культуры может быть только белый человек", - кричат они, возомнив, что белая кожа сама по себе добродетель и залог прогресса.

"Стоит вам дать черному образование, и вы его погубите, - сказал мне один лавочник. - Он обнаглеет и захочет слишком многого". По его мнению, следует опасаться "наглости" темнокожих (у белых это зовется "независимостью" и "защитой своих прав"). К тому же дать образование аборигенам - значит поставить под угрозу материальное благополучие белых: "Темнокожие должны знать свое место. Лучший способ обращения с черным - не жалеть плетей".

- Некоторые белые говорят, - сказал я, - что вы не уважаете тех* кто хорошо обращается с вами. Они говорят, что вы хорошо работаете только на тех, кто с вами груб.

Эти слова произвели на присутствующих поразительное впечатление. Казалось, они вдруг перестали дышать. Их тела словно одеревенели от напряжения.

- Неужели так говорят? - недоверчиво спросил Наггет.

- Да, - ответил я.

Отвращение, которое отразилось на его лице, было убедительнее любого самого страстного словесного опровержения...

Мы наблюдали за косяком рыбы, плывшим в прозрачной воде. Над ним проносились чайки, то опускаясь на воду, то взмывая вверх. Ветер доносил до нас их крики.

Наггет сказал:

- Армия пошла нам, черным, на пользу. В армии мы познакомились с хорошими белыми людьми. Они разговаривали с нами, мы стали друзьями. Среди белых есть хорошие люди. Офицер, который обучает солдат на 'острове Четверга, оказал нам немалую помощь. В армии мы могли брать и читать любые книги, с нами обращались так же, как с белыми. В армии белые люди не думают так, как вы сказали. Так думают только люди, которые ищут наживы...

Куки пошел проверить свою удочку. Наггет указал на зеленую полоску, показавшуюся на горизонте,

- Нагир, - сказал он.

На этом острове мы должны были высадить одного из солдат.