Наш начальник далеко пойдет   ::   Рыбас Святослав Юрьевич

Среди них выделялся Галкин. Он то подшутит, то хмыкнет, то с подковыркой переспросит Табунщикова во время наряда и, не слушая ответа, сидит с насмешливой игрой мускулов на лице.

- Как я думаю, Юрий Васильевич? - спрашивал Галкин. - На свете есть три худа. Первое худо - худой начальник, а второе худо - худая жена, а третье худо - худой разум. Я думаю, от худого начальника уйдешь, от жены тоже можно, а от худого разума не уйдешь - все с тобой.

Табунщиков, однако, до поры не очень замечал Галкина. Считал, что тот играет на участке роль шута. Да и часто на Галкина прикрикивали сами же крепильщики.

...Галкин работал в паре с Юрасовым. Однажды, выбив сломанную арку крепления, оба услышали ясный жуткий шорох - так шуршала, потрескивала и осыпалась струйками земля. Они отпрянули. Перед ними упало несколько тонн земной породы. Пыльный ветер запорошил Галкину глаза. Он моргал, отплевывался и слышал где-то рядом мат Юрасова.

- Живой! - сказал Галкин. - Радуйся.

Он заглянул в черный купол обрушения, посветил лампой. Юрасов длинной сильной рукой взял Галкина сзади за спецовку и оттянул от опасного места. Потом он снял каску, отряхнулся; лицо его было черным, а лоб белым. По закиданным землей рельсам Юрасов подогнал вагонетку.

- Давай, - сказал он. - Тут на день добра, а у нас конец смены на носу.

Юрасов был бригадиром; до этого дня он прожил двадцать четыре года и пока еще не задумывался, сколько времени у него впереди.

Галкин взял лопату. Его руки немного дрожали, точно он недавно поднимал тяжесть.

- Напугался? - спросил Юрасов.

- Радуюсь, - пробормотал Галкин.

- Ничего. Авось до конца успеем расчистить. - Бригадир, наверное, понял его слова как-то по-своему.

Они нагрузили две вагонетки. Их лица посветлели и были словно окроплены водой.

Юрасов пошел к телефону звонить Табунщикову, так как смена кончилась.

- Скажи, пусть отгул дает, а мы за сегодня управимся! - крикнул вслед Галкин.

В нарядной вместо Табунщикова был его заместитель Торопец, но с ним Юрасову разговаривать было неинтересно. Табунщиков спросил бы про настроение, посмеялся бы своим заразительным смехом, но отгул скорее всего не разрешил бы. Сверхурочные и отгулы почему-то не очень ему нравились.

Торопец не произнес ни одного лишнего слова, выслушал Юрасова и разрешил на завтра отгул.

Бригадир повесил на крюк тяжелую телефонную трубку. По основному штреку шла быстрая струя свежего воздуха, Юрасов спиной почувствовал холод своей влажной сорочки. Он оглянулся. Промежуточный штрек, освещенный редкими фонарями, просматривался до поворота. Работать расхотелось - то ли скучный Торопец отбил охоту, то ли наваливалась усталость. Юрасов побрел назад.

Галкин, кажется, не останавливался, земляная гора стала меньше.

- Передохни! - сказал Юрасов. - Я тоже не работаю, зачем тебе больше меня надрываться?

- Ничего. Ты молодой... Что там барин?

- А его нету. Торопец дает отгул, если сегодня кончим. - Юрасов взял лопату и тоже принялся за дело.

- А зачем тебе отгул? - спросил через минуту Галкин.

- Как зачем? - усмехнулся бригадир. - Чудное спрашиваешь! Тебе-то нужен?

- Вроде нет.

- Тогда зачем вкалываешь?

- Хочется ее срыть, - показал Галкин на горку. - Азарт нашел. Ну, сам понимаешь.

- Ага, - проговорил Юрасов.

...На-гора они выехали затемно, сдали в ламповую лампы и самоспасатели, вымылись в бане, переоделись и разошлись по домам. После черной темноты и неверного света подземелья медное солнце и голубовато-фиолетовое небо как будто что-то обещали, волновали душу, как всегда волнует поздний выезд на землю.

По дороге Галкин выпил стакан вина, и ему захотелось с кем-нибудь поговорить. Но в сутолоке магазинчика никому не было до него дела.

Отгул за Галкиным остался, он его не торопился брать.