Нелюбовь   ::   Литвинова Рената

Он открывает, она улыбается:

Рита смотрит на него, подняв голову. На губе у нее откуда-то уже появилась болячка - видно, она где-то упала уже, добираясь в пьяном состоянии к нему в гости. Он сказал ей:

- Какая ты красивая с болячкой. Тебе идет!

Она потрогала ее пальцем, пошла кровь. Она засмеялась, облизываясь. Ей было все равно про себя. Она бросила поводок, собака ушла куда-то в комнаты. Она начала врать:

- Какая-то девушка ударила меня утюгом, прямо по затылку, когда я стояла спиной.

Он обнял ее, она положила свою голову ему на плечо, по-собачьи. Он сказал:

- Я помню твои глаза, я помню твой голос, твои руки. твоя уши... - У нее заблестели глаза. - Я ждал тебя все это время, я сидел у окна, я ждал, когда ты вернешься, я не мог сам вернуть тебя, мне оставалось только ждать. Я ничего не мог есть, я не мог пить, меня рвало. Я поставил себе таз и сел у окна... Прости меня.

Она замотала головой.

- Я совершенно не могу говорить так, как ты. Мне стыдно. Ты такой красивый, я привязала собаку, когда ловила машину, дерево было такое тонкое, оно гнулось... - Она вздохнула, - Мне надо оправдываться?

Они лежали в постели, а хромая собака стояла рядом с кроватью и лизала голую свесившуюся с кровати Ритину ногу. И ее никак нельзя было отогнать.

Рита встала, трогая свою разбитую припухшую губу, извинительным нерешительным тоном спросила:

- Я пойду?..

Этим вопросом она нанесла удар в самую душу фотографа.

Он говорит:

- Поживи со мной хотя бы день. И ты будешь моя. Мы же с тобой никогда не жили, ты ничего не понимаешь...

Она мотает головой, отступает, застегивает себе что-то на груди, улыбается, как безумная. Он сильно хватает ее за руку. Тогда она говорит (более или менее решительно):

- Нет, нет, я не останусь, я не могу... может, завтра, потом когда-нибудь... честно... - Она улыбается и отодвигается от него.

Она хлопает себя по ноге, как будто все уже решено между ними, она зовет к себе непослушную собаку. Он опять сжимает Рите руку так, что она вскрикивает. Он отталкивает ее к стене.

- Ну не поить же мне тебя все время, чтобы ты осталась? - спрашивает он.

- Нет, не поить... - Она опять улыбается, кажется, ей даже нравится такая ситуация. - Зря... все зря... но твоя телеграмма такая красивая, скажи, как я могла не приехать? Как? Никак. - Она с жалостью смотрит на него: - Ты сам - как ребенок. Ты моложе всех. Я не буду с тобой жить. Вот. Так. Мне все равно, кто-то должен сказать правду...

Они в последний раз сидят за столом. Опять выпивают, получается, как на прощание.

Собака в коридоре грызет туфлю. Они чокаются. Она улыбается ему. (Выражение одновременно пронзительно жалкое и отстраненное, жестокое.) На ней уже плащ. Она готова встать и уйти. Она говорит ему чуть заплетающимся языком:

- Ну слушайся меня. Не сопротивляйся. Я говорю так, как надо. Мы еще увидимся! И еще увидимся...

Он опять повторяет:

- Не бросай меня - Он берет за локоть ее, за другой. Не отпускает, притягивает к себе. Она вырывается.

- Вот и все, все... - Берет со стола ножик, вертит его в руке. Встает, улыбаясь. - Я ухожу... - Она осматривается и произносит красивые немного бессмысленные слова: - Увидимся завтра. И тогда ты поймешь все сам...

Тогда он хватает ее за полу длинного плаща. Притягивает ее. Она просит:

- Не надо, не надо... пожалуйста... Я сейчас воткну в тебя вот этот ножик.

Он усмехается. Тогда она легко тыкает ему ножом в плечо, отпускает рукоятку. Нож, неглубоко вставленный в плечо, держится, не падает. Фотограф правой рукой вынимает этот нож из своего плеча, с силой втыкает его в крышку стола.

- Простите... - тихо произносит Рита. Вот он ее уже не держит. Отпустил.

Сидит с чуть порозовевшим от проступающей крови плечом.

Стук входной двери. Она опять ушла.

Рита возвращается к Мише домой. Ее шатает. Она зовет еще из коридора:

- Миша! Миша!..