Невыдуманные рассказы о невероятном   ::   Деген Ион

Кидуш оказался для гостей еще одной деталью незнакомого и странного Израиля. Интеллигентный человек и, по-видимому, добрый, если учесть все, что он сделал с момента их встречи, вдруг оказался верующим. В Киеве они не сталкивались ни с чем подобным.

Утром в субботу он повел гостей в свой институт. Все было закрыто. Но Семен показал им территорию – парк, корпуса научно-исследовательских лабораторий, коттеджи профессоров, могилу первого президента Израиля. Ему доставила удовольствие реакция гостей на увиденное ими.

Валерий Павлович был в восторге и с радостью принял предложение поехать в Нетанию. Но Вера Григорьевна устала после продолжительной пешей прогулки и предложила остаться дома, тем более что Семен включил видеомагнитофон и демонстрировал празднование Дня Независимости.

Семену было приятно услышать, что супруги сегодня провели самый лучший день в Израиле. Был у них еще один. Правда, он сопровождался слезами Веры Григорьевны, когда они посетили "Яд-Вашем". В мемориале, посвященном памяти полутора миллионам еврейских детей, уничтоженных немецкими фашистами, она чуть не потеряла сознание.

Вера из большой хорошей еврейской семьи. Их было одиннадцать детей. Она и ее сестра-двойняшка – самые младшие. Когда Гитлер и Сталин разделили между собой Польшу, отец на подводе вывез семью из города, намереваясь удрать на территорию, оккупированную советами.

Два старших брата были в польской армии, и семья ничего не знала об их судьбе.

В тот день дождь лил не прекращаясь. Под вечер их догнали немецкие мотоциклисты. Без всякой причины они начали стрелять по колонне беженцев. Все бросились удирать к лесу. Вера была уверена в том, что бежит рядом с родителями. Но когда она остановилась, когда уже не было стрельбы и криков, вокруг не оказалось ни одного человека.

Ночь и следующий день она плутала по лесу в поисках хоть кого-нибудь из семьи. Еще через день она встретилась с женщиной из их города. Женщина тщетно разыскивала своего ребенка. Вместе они пробирались на восток и в конце сентября оказались у советов.

Вера попала в детский дом. А в июле 1941 года Вера снова удирала от немцев уже вместе с детским домом.

Где-то в пятидесятом году, – да, она как раз вышла замуж, – ее разыскал брат, единственный из оставшихся в живых. Он был в советском партизанском отряде, потом в армии. После войны он тоже был офицером. Дослужился до полковника. Дальше не пошел, хотя из Розенцвайга превратился в Розова, а из Фейвеля – в Павла Григорьевича. Сейчас он живет в Москве. Уже несколько лет на пенсии.

Вечером Вера Григорьевна почувствовала, что с ней происходит что-то неладное. Возможно, воспоминания так подействовали на нее. Она почти теряла сознание.

Семен растерялся. Надо вызвать амбуланс и отправить ее в больницу. Но оказалось, что у них нет страховки. Больница – это бешенные деньги. Что делать?

Можно было бы позвонить Нурит. Она отличный врач. Подруга жены. Но Нурит еще в трауре после смерти матери. Как-то неудобно беспокоить ее. Да еще в вечер исхода субботы. Может быть, позвонить Реувену? Он, правда, дерматолог. Но все же врач. Да, надо позвонить Реувену.

Семен набрал номер телефона и страшно удивился, услышав голос Нурит.

– Прости меня, Нурит, я так растерялся, что по ошибке набрал твой номер.

В двух словах он объяснил ей, что произошло. Нурит ответила, что придет немедленно.

Прошло не больше десяти минут. Раздался звонок. Семен отворил дверь и пропустил Нурит в салон. К счастью, у него была быстрая реакция теннисиста, и он успел подхватить на руки побелевшую Нурит. Ни он, ни гости не понимали, что произошло.

Нурит вошла в салон и увидела… Не может быть! В кресле, как и обычно, положив на стул ноги с варикозно расширенными венами, сидела… мама.