Невыдуманные рассказы о невероятном   ::   Деген Ион

Мама, умершая чуть меньше месяца назад.

Обморок длился недолго. Больная Вера Григорьевна помогла Семену привести врача в чувство. То ли сказалось действие валерьянки, то ли вид потерявшего сознание врача стимулировал жизненные силы женщины, но Вера Григорьевна почувствовала себя намного лучше.

– Откуда ты? – это были первые слова, произнесенные лежавшей на диване Нурит. Она стыдливо застегнула кофточку.

– Из Киева, – ответила Вера Григорьевна.

– Как твоя фамилия?

– Рабин.

– Это фамилия мужа? Как твоя девичья фамилия?

– Розенцвайг.

– Розенцвайг! Конечно, Розенцвайг! Но ты не из Киева! Ты из Радома!

Вера Григорьевна тяжело опустилась в кресло, услышав перевод этой фразы.

– Откуда она знает?

Не ожидая перевода, Нурит спросила:

– Год рождения?

– 1926-й.

– Боже мой! Боже мой! Это она! Из мамы нельзя было вырвать ни слова, когда речь заходила о Катастрофе. Даже о том, что она была в Освенциме, я узнала только по пятизначному номеру, вытатуированному на предплечье. Но почему дяди не рассказали мне, что у мамы была двойняшка?

– Простите меня, Семен, – сказал Валерий Павлович, – у вас не найдется чего-нибудь выпить? Что-то у меня тоже сердце пошаливает.

К счастью, речь шла не о лекарстве. А коньяк оказался в самую пору не только не пренебрегавшему им Семену, но даже впервые попробовавшей его Нурит.

За столом Вера Григорьевна рассказала о себе. Семен уже слышал этот рассказ. Новым было только то, что отца звали Герш. А Верой она стала только в детском доме. До этого ее звали Ентеле. А сестричка-двойняшка была Пейреле.

– Пейреле, – повторила Нурит, конечно, Пейреле, Пнина.- Она подошла и обняла плачущую Веру Григорьевну.

– Собирайся, Ентеле, идем к нам. Какие там у вас вещи, дядя? Собирайся. – Она сняла телефонную трубку и набрала номер:

– Зеэв, – она прикрыла трубку рукой и сказала, обращаясь к Вере Григорьевне: – это твой брат Велвел, – немедленно приезжай ко мне. Да, это очень срочно. И захвати с собой Пинхаса.

– Пиня тоже жив? – вскричала Вера Григорьевна, догадавшись, о чем идет речь.

– Если я говорю срочно, значит срочно, – продолжала Нурит. Затем она позвонила мужу и попросила его приехать за ней к Семену.

Муж удивился. Между их домами менее полукилометра, а Нурит так любит пешие прогулки. Она объяснила мужу, что произошло. Уже через пять минут он выносил чемодан, сопровождаемый супругами, Нурит и Семеном.

А дома их дочка Лиор расплакалась, увидев Веру Григорьевну, точную копию любимой бабушки. И Вера Григорьевна тоже плакала, обнимая солдатку, приехавшую домой на субботу. А уже через час плакали все, когда приехали Зеэв и Пинхас с женами.

Родители, оказывается, погибли еще тогда, когда немецкие мотоциклисты обстреляли колонну беженцев. Из семи детей, попавших в Освенцим, уцелела только Пнина.

А потом, уже ночью, началась форменная потасовка между Нурит, Зеэвом и Пинхасом. Каждый из них претендовал на гостей. Братья пытались выставить Нурит из игры, мотивируя это тем, что у нее нет общего языка с Ентеле и ее мужем. Но выяснилось, что Нурит может выжать из себя несколько слов на идише. Кроме того, Лиор заявила, что она отпущена из части с оружием и пустит его в ход, если кто-нибудь посмеет забрать у нее бабушку. Была установлена очередность приема гостей.

Только через неделю вспомнили о билетах, и младший сын Зеэва поехал в Тель-Авив, в агентство авиакомпании "Лот" отсрочить вылет на два месяца.

Валерий Павлович, пьяный от впечатлений и не соображавший, зачем надо улетать, чтобы снова вернуться, если можно просто остаться, сказал жене:

– Теперь я, кажется, понимаю, почему тебя так тянуло в Израиль.

Семен не мог с такой уверенностью ответить на мучивший его вопрос.