Ночь полководца   ::   Березко Георгий

 — Это похоже на эстафету… Она передается от поколения к поколению… Я словно по наследству вступаю в эту борьбу… Помните, у Маяковского?

Порозовев от удовольствия, он прочитал:

…Мы идем сквозь револьверный лай,

чтобы, умирая, воплотиться

в пароходы, в строчки

и в другие долгие дела…

— Ничего себе… — сказала Маша.

— И только? — поразился он.

— Я люблю, чтоб стихи были красивые… Я песни еще люблю — «Каховку», «Землянку».

Ветер отворачивал полы шинели Маши, и девушка то и дело придерживала ушанку.

— А это разве не красиво? — закричал Николай. — И это не только красиво… Это у меня главный тезис. — Он смотрел на девушку так, точно умолял разделить с ним его волнение. — Слушайте:

…Чтоб жить не в жертву дома дырам,

Чтоб мог в родне отныне стать

отец, по крайней мере, миром,

землей, по крайней мере, — мать.

Умолкнув, он улыбнулся доверительно и неловко.

— Спасибо за угощение, — сказала Маша и соскочила с перил. — Вкусные пирожки печет твоя мама.

— Ах, черт, чуть не забыл!.. У меня еще конфеты есть… — и Николай протянул кругленькую металлическую коробочку. — Кисленькие… Вы любите?

— Не очень, — сказала девушка.

Все усилия Николая понравиться привели лишь к тому, что он показался ей неестественным, самонадеянным без достаточных оснований, а главное — подозрительно высокопарным.

«Форсит», — думала с неодобрением Маша, посасывая леденец.

— Ну, я пошла, — объявила она.

— Слушайте, идите лучше с нами, — попросил Николай.

«Что если я понесу ее мешок, принято ли это в армии?» — подумал он.

— Зачем это? — подозрительна спросила Маша.

— Фронт… Незнакомые места…

— Какой же это фронт?

— Ну, все-таки… А вы хоть и вооружены… — Николай не окончил, иронически глядя на крохотную кобуру, подвешенную к поясу девушки.

Маша потрогала револьвер и вдруг коротко рассмеялась.

— Девчата в госпитале пристали: «Отдай, отдай… Не разрешается с личным оружием в палате…» А браунинг у меня под тюфяком лежал. Я его вынула и говорю: «Смотрите, заряжено… Для вас шесть, для меня лишь одна…» Сестры только ахнули и — в стороны…

— Вы были ранены? — испуганно спросил Николай.

— Отлежалась, — сказала Маша.

Она быстро сбежала по ступенькам, оглянулась, и ветер как бы понес ее…

— Мы еще встретимся! — крикнул вдогонку Николай.

— Лучше не встречайся со мной, лучше тебе целым остаться! — весело откликнулась девушка.

Уланов некоторое время сидел еще на крыльце, задумчиво приканчивая пирожки. Перед глазами его зиял прямоугольник вокзальной двери и виднелась внутренность здания. Перекрытия, синеватые от окалины, свисали там в пустоте гигантскими пучками. Смутное Недовольство собой овладело Николаем, и он готов был уже упрекать себя за излишнюю болтливость. Незнакомый красноармеец с фиолетовым лицом присел поблизости, и Николай предложил ему разделить остатки завтрака. Неожиданно на площадь густо повалили красноармейцы. Раздалась команда строиться, и Николай торопливо, кое-как уложил свой мешок… Вскоре рота, в которой шагал Уланов, вышла на шоссе, лежавшее сейчас же за поселком…

Был конец апреля, и грунтовая дорога растворилась в весенней воде. Серый, черствый снег еще лежал в кюветах, каменел под намокшим кустарником, но лишь местами сохранился на обширной непаханной равнине. Дорога как будто растекалась по ней. Тестообразные колеи вились несколькими параллельными парами, утопали в тусклых лужах, сворачивали на полужидкую целину. Время от времени на шоссе попадались неподвижные, накрененные машины. По кузов осевшие в грязь, они темнели, как корабли на якорях в туманном море.

Бойцы, потерявшие строй, плелись по обочинам в затылок друг другу. Грузные ботинки скользили по наледи или утопали в глинистом киселе. Ветер встречал солдат в лоб, нападал сбоку, и люди клонились, отворачивая лица.

Николай некоторое время искал глазами девушку, с которой познакомился на станции, но не слишком огорчился, не увидев ее.