Обезьяна и сущность   ::   Хаксли Олдос Леонард

Повидимому, скорость была слишком высока: под действием центробежной силы с полдюжины лежавших сверху сценариев высыпалось на дорогу. Словно пленники инквизиции, чудом спасшиеся от костра, подумал я.

— Парень не умеет водить, — проворчал Боб. — В один прекрасный день кого-нибудь задавит.

— Давай-ка посмотрим, кому удалось спастись. Я поднял ближайший том.

— «Девушка не уступит мужчине», сценарий Альбертины Кребс.

Боб припомнил сценарий. Гадость.

— А что ты скажешь об «Аманде»? — Я перелистал несколько страниц. — Похоже, мюзикл. Стихи какие-то:

Амелия хочет есть,

Но Аманда хочет мужчину…

— Не надо! — не дал мне закончить Боб. — Он стоил четыре с половиной миллиона в период битвы за повышение курса доллара.

Я бросил «Аманду» и поднял еще один раскрывшийся том. Мне бросилось в глаза, что переплет у него зеленый, а не обычный для студии темно-красный.

— «Обезьяна и сущность», — прочел я вслух сделанную от руки надпись на обложке.

— «Обезьяна и сущность»? — несколько удивленно переспросил Боб.

Я перевернул форзац.

— «Новый киносценарий Уильяма Тэллиса, ранчо Коттонвуд, Мурсия, Калифорния». А здесь карандашная приписка: «Уведомление об отклонении послано двадцать шестого ноября сорок седьмого года. Конверт с обратным адресом отсутствует. Сжечь». Последнее слово подчеркнуто дважды.

— Такое добро они получают тысячами, — пояснил Боб.

Я принялся листать сценарий.

— Снова стихи.

— О Господи! — с отвращением воскликнул Боб.

Я начал читать:

Но это ж ясно.

Это знает каждый школьник.

Цель обезьяной выбрана, лишь средства — человеком.

Кормилец Papio [16] и бабуинский содержанец,

Несется к нам на все готовый разум.

Он здесь, воняя философией, тиранам славословит;

Здесь, Пруссии клеврет, с общедоступной «Историей»

Гегеля под мышкой,

Здесь, с медициной вместе, готов ввести гормоны половые от Обезьяньего Царя.

Он здесь, с риторикою вместе: слагает вирши он, она их следом пишет;

Здесь, с математикою вместе, готов направить все свои ракеты

На дом сиротский, что за океаном;

Он здесь — уже нацелился, и фимиам курит благочестиво,

И ждет, что Богородица скомандует: «Огонь!»

Я умолк. Мы с Бобом вопросительно переглянулись.

— Что ты об этом думаешь? — поинтересовался он в конце концов.

Я пожал плечами. Я действительно не знал, что думать.

— Во всяком случае, не выбрасывай, — попросил Боб. — Хочу просмотреть остальное.

Мы двинулись в путь, еще раз завернули за угол и оказались у францисканского монастыря, окруженного пальмами; это и было здание, где размещались сценаристы.

— Тэллис, — пробормотал Боб, когда мы вошли. — Уильям Тэллис… — Он покачал головой. — Никогда о нем не слышал. Кстати, Мурсия — это где?

В следующее воскресенье мы уже знали ответ — не теоретически, из карты, а практически: мы отправились туда на «бьюике» Боба (точнее, Мириам) со скоростью восемьдесят миль в час. Мурсия, штат Калифорния, представляла собой две красные заправочные колонки и крошечную бакалейную лавчонку на югозападной оконечности пустыни Мохаве.

Долгая засуха кончилась два дня назад. Небо было все еще затянуто тучами, с запада устойчиво дул холодный ветер. Под шапкой сероватых облаков горы Сан-Габриэль казались призрачными и белели свежевыпавшим снегом. Однако далеко в пустыне, на севере, сверкала длинная узкая полоса золотого солнца. Вокруг преобладали темно-серые и серебряные, а также бледно-золотые и желтовато-коричневые цвета пустынной растительности — полыни, чертополоха и гречихи; кое-где виднелись раскорячившиеся юкки — у одних стволы были гладкими, у других покрыты высохшими колючками, а концы их изломанных ветвей украшали гроздья шипов зеленоватого металлического оттенка.