Обезьяна и сущность   ::   Хаксли Олдос Леонард

Женщина дружелюбно улыбнулась и спросила:

— Сломалась машина?

Мы отрицательно покачали головами, и Боб объяснил, что мы приехали к мистеру Тэллису.

— К мистеру Тэллису?

Улыбка на лице нашей собеседницы увяла; женщина посерьезнела и покачала головой.

— Разве вы не знаете? — спросила она. — Мистер Тэллис оставил нас полтора месяца назад.

— Вы имеете в виду умер?

— Оставил нас, — повторила она и принялась рассказывать. Мистер Тэллис снял дом на год. Они же с мужем переехали в старую лачугу за амбаром. Правда, уборная там снаружи, но они к этому привыкли, еще когда жили в Северной Дакоте, да и зима, по счастью, выдалась теплая. Во всяком случае, они радовались деньгам — при теперешних-то ценах! — да и мистер Тэллис был очень мил, особенно когда они поняли, что он любит уединение.

— Должно быть, это он повесил объявление на воротах?

Пожилая леди кивнула и объяснила, что это-де такая уловка и что снимать доску она не намерена.

— Он долго болел? — поинтересовался я.

— Совсем не болел, — отозвалась она. — Хотя постоянно твердил про больное сердце.

Из-за него-то мистер Тэллис и оставил этот мир. В ванной. Она нашла его там однажды утром, принеся ему из лавки кварту молока и дюжину яиц. Он был уже холодный как камень. Наверное, пролежал всю ночь. В жизни она не испытывала подобного потрясения. А сколько хлопот потом — никто ведь не знал, есть ли у него где-нибудь родня. Вызвали врача, затем шерифа и, только получив разрешение суда, похоронили беднягу, который к тому времени уже отнюдь не благоухал. А потом его книги, бумаги и одежду сложили в коробки и запечатали, и теперь все это хранится где-то в Лос-Анджелесе — на случай, если объявится наследник. Теперь они с мужем снова перебрались в дом, и она чувствует себя неловко, потому что бедный мистер Тэллис заплатил вперед и мог бы жить здесь еще четыре месяца. Но, с другой стороны, конечно, она рада, потому что пошли дожди, иногда и снег, и уборная в доме, а не во дворе, как когда они жили в лачуге, — большое дело.

Она замолчала и перевела дух. Мы с Бобом переглянулись.

— Раз так, мы, пожалуй, поедем, — сказал я.

Однако пожилая леди и слышать об этом не хотела.

— Зайдите, — принялась настаивать она, — ну зайдите же.

Мы немного помялись, но уступили и прошли вслед за нею через крошечную прихожую в гостиную. В углу горела керосиновая печка; жаркий воздух был насыщен почти осязаемым запахом жареного и пеленок. У окна в качалке сидел похожий на гнома старичок и читал воскресный комикс. Рядом с ним бледная девушка с озабоченным лицом — на вид ей было не больше семнадцати — держала на одной руке младенца, а другой застегивала розовую кофточку. Ребенок срыгнул: в уголках рта у него появились пузырьки молока. Оставив последнюю пуговицу незастегнутой, юная мама нежно утерла надутые губки младенца. Из открытой двери в соседнюю комнату доносилось свежее сопрано, исполнявшее под гитару «И час грядет» [17] .

— Это мой муж, мистер Коултон, — объявила пожилая женщина.

— Рад познакомиться, — не отрывая глаз от комикса, проговорил гном.

— А это наша внучка Кейти. Она в прошлом году вышла замуж.

— Вижу, — отозвался Боб. Он поклонился девушке и отпустил ей одну из своих знаменитых обаятельных улыбок. Кейти взглянула на него, словно он был предметом меблировки, застегнула последнюю пуговицу, молча повернулась и полезла по крутой лестнице на верхний этаж.

— А это, — указывая на нас с Бобом, продолжала м-с Коултон, — друзья мистера Тэллиса.

Нам пришлось объяснить, что это не совсем так. Нам известна лишь работа мистера Тэллиса: она нас так заинтересовала, что мы приехали сюда в надежде познакомиться с ним и вот узнали трагическую весть о его кончине.

Мистер Коултон поднял взгляд от газеты.

— Шестьдесят шесть, — сказал он.