Оборванный след   ::   Гранин Даниил

Дальше они шли молча вдоль воды. Среди выброшенного тростника попадались пластиковые бутылки, пакеты, банки, канистры. Море пыталось избавиться от этого мусора. Чайки сидели шеренгой на отмели.

Шел легкий, пустой разговор, треп, разминка. Погосов пытался понять, откуда взялась эта особа здесь рано утром, и вчера она тоже здесь прогуливалась. Из поселка? Но она не знала, в какой он стороне. Санаторий "Дюны" был в двух километрах отсюда, но она шла не оттуда.

- У вас это утренняя зарядка. А потом? За работу?

Погосов поморщился.

- Считается, что так.

- В чем же смысл?

- Смысла нет, но ничем другим заниматься не могу.

- Узкая у вас специальность.

Она посмеивалась снисходительно, что раздражало Погосова.

- Специальность ни при чем.

- Не злитесь. Я понимаю, от меня требуется сочувствие, утешение, так положено женщинам.

- Я специально для этого сюда пришел.

- Вам что, надо обязательно узнать, кто я, откуда? Настоящий ученый не должен отвлекаться.

- Откуда вам знать, у вас муж ученый, младший научный сотрудник?

- Почему младший? - Она расхохоталась. В ней было какое-то скрытое превосходство, как будто ей было что-то известно о Погосове.

Она спросила, в чем состоит его работа, спросила недоверчиво, словно проверяя. Посмеиваясь, он поиграл перед ней с критерием Олсена. И добавил про искривление полей.

- Хотите поставить меня на место, - сказала Лера, - между прочим, хороший специалист делает это иначе.

Получилось, что она поставила его на место, и тогда он уже совершенно иначе, увлеченно, как он умел, заговорил о молниях, о том, как природа, шутя, мечет молнии длиною в десятки километров, в лабораториях же можно получить лишь в тысячу раз меньшие разряды. Про тайны Северных сияний. Про шаровые молнии - неведомые странные создания с необъяснимым поведением.

- И вам это все надо понять, бедный вы, бедный. - Она хихикнула, и в то же время тронула его руку. Это был жест близкого человека.

Вдруг она приложила палец к губам:

- Слышите?.. Еще немного, и оно умолкнет.

- Море самое совершенное и законченное творение, - сказал Погосов, ему незачем меняться.

- Вы это к чему? - спросила Лера.

Погосов пожал плечами.

- А к тому, чтобы бросить... Бросить все к чертовой матери... и делать лишь то, что положено.

- Что бросить?

- Эту проклятую гонку!

- Вы ведь делаете то, что хотите.

- Э-э-э нет, надо всем доказать, мне нужна слава.

Разве объяснишь, что ему нужно на самом деле. Как известно, на свете счастья нет, но есть покой и воля. Именно воля. Лучшего смысла жизни не найти. Но и Пушкин не мог вырваться ни к покою, ни к воле... Вот опять труба зовет, пора взваливать свой крест. Он посмотрел на часы, постучал по стеклу: надо возвращаться.

- Вы уверены?

Глаза их встретились. В зеленоватой тьме ее глаз не было ни смешинки, ни ребячества, а было нечто серьезное, направленное прямо к нему.

Солнце то появлялось, то исчезало среди перистых облаков. Повернули обратно. Лера взяла его под руку, зябко прижалась и тотчас отстранилась, но Погосов решительно вернул ее к себе, они зашагали в ногу. Пальцы их сошлись, Погосов пожимал их и получал ответ, полузабытая, безмолвная игра.

Бледная тень облака перемещалась вместе с ними, и они никак не могли выйти на солнце.

- Помните у Блока, - сказала Лера.

Как мало в этой жизни надо

Нам, детям, - и тебе и мне.

Ведь сердце радоваться радо

И самой малой новизне.

- Да, да, - сказал Погосов, хотя ничего такого не помнил, - это

точно!

Дойдя до лодки, Лера уселась на перевернутое днище лицом к солнцу и усадила его рядом, плечом к плечу. Было приятно жмуриться от слепящего блеска воды, чувствовать тепло женского плеча. Давно oн не позволял себе расслабиться.

У нее был какой-то неясный акцент, еле заметный.