Он и его слуга   ::   Кутзее Джозеф М

Роберт рассказывает, что та женщина - его жена, а в мешке недельный запас пищи для нее и детей: мясо, мука и масло; но он не осмеливается подходить ближе, потому что все они, и жена, и дети, больны чумой, и сердце разрывается у него в груди. И все это - человек по имени Роберт, его жена, перекликающаяся с ним через реку, мешок, оставленный на берегу - говорит, конечно, само за себя, но, кроме того, является символом того одиночества, которое испытывал он, Робинзон, когда в час мрачнейшего отчаяния звал оставшихся за океаном, в Англии, своих родных, моля о спасении, а иногда плавал к месту кораблекрушения в поисках полезных вещей.

Еще один отчет о том скорбном времени. Не будучи в силах терпеть боль от раздувшихся узлов в паху и подмышках, свидетельствующих о поселившейся в теле чуме, человек, совершенно голый, выбегает с воем на улицу, на Хэрроу-Эллей в Уайтчепеле, где седельный мастер видит, как тот прыгает и скачет и совершает тысячу других безумных движений, а за ним бегут жена и дети, кричат и просят его вернуться. Эти прыжки и скачки являются аллегорией его собственных прыжков и скачков, когда после несчастного кораблекрушения, после того, как он тщательно обыскал берег в надежде обнаружить следы своих корабельных товарищей, - но не нашел ничего, кроме двух непарных башмаков, он понял, что оказался выброшенным на дикий остров совершенно один и что скорее всего погибнет, ибо надежды на спасение нет.

(Но о чем еще тайно поет он, о чем размышляет, этот бедный чумной, о котором он сейчас читает, кроме своего одиночества? Что кричит он через океан и через годы, охваченный изнутри пламенем болезни?)

Год назад он, Робинзон, отдал две гинеи матросу за попугая, которого матрос привез, по его словам, из Бразилии, - птицу не столь великолепную, как его собственное любимое существо, но все же прекрасную, с зелеными перьями и алым хохолком, к тому же любившую разговаривать, если верить матросу. И в самом деле, птица обыкновенно сидела на жердочке в гостиничной комнате с маленькой цепочкой на ножке, чтобы не улетела, и говорила бедный Пол, бедный Пол снова и снова, до тех пор, пока он не накрывал ее колпачком; но он так и не смог научить птицу произносить что-нибудь другое, например, бедный Робин; возможно, она для этого была слишком старой.

Бедный Пол, глядящий сквозь узкое окошко поверх корабельных мачт, мимо корабельных мачт, туда, за громаду Атлантики. Что это за остров, спрашивает Бедный Пол, куда меня забросило судьбой, такой холодный и такой безотрадный? Где был ты, Создатель, в час моей великой нужды?

Пьяный человек поздней ночью в Крипплгейте (очередной отчет его слуги) падает в дверях и засыпает. Телега с мертвецами едет своим маршрутом (мы все еще в зачумленном городе), и соседи, думая, что человек мертв, кладут его на телегу вместе с другими телами. Вскоре телега подъезжает к могильной яме в Маунтмилле, и возница с замотанным, дабы избегнуть чумных миазмов, лицом берет его и швыряет вниз; человек просыпается и в замешательстве начинает расталкивать мертвецов. Где я? - спрашивает он. Тебя чуть не похоронили вместе с мертвецами, отвечает возница. Выходит, я мертвый? - спрашивает человек. Это тоже аллегория его пребывания на острове.

Некоторые лондонцы продолжают делать свою работу, полагая, что невредимы и избегнут печальной участи. Но чума уже тайно поселилась у них в крови: когда зараза добирается до сердца, они падают, словно пораженные молнией, так сообщает его слуга. И это аллегория самой жизни, всей жизни. Вовремя приготовиться. Мы должны вовремя приготовиться к смерти, иначе она сразит нас в одночасье. Так он, Робин, понял это однажды, на острове, когда наткнулся на человеческий след на песке. Это был след, а значит, знак: ноги, человека. Но это был знак и чего-то большего. Ты не один, говорил ему знак; и неважно, как далеко ты уплыл, неважно, куда ты спрятался, тебя все равно отыщут.