Орел девятого легиона   ::   Сатклифф Розмэри

Обменявшись шумным римским приветствием, то есть ударив рукоятью меча о щит, они стали обходить темную крепость по тропе вдоль вала: от часового к часовому, от поста к посту, тихо обмениваясь паролем с часовыми. Наконец они опять очутились в освещенной комнате штаба, где хранился сундучок с солдатским жалованьем и стояло прислоненное к стене знамя, и где между обходами дежурному центуриону полагалось сидеть всю ночь напролет, положив перед собой на стол обнаженный меч.

Марк подумал: «С завтрашнего дня мне одному придется следовать за факелом центуриона от поста к посту, от казарм к конюшням, чтобы удостовериться, что все тихо на границе империи».

На другое утро, после того как закончилась официальная церемония смены гарнизонов, прежний гарнизон отбыл. Марк долго стоял и смотрел, как колонна перешла ров, спустилась с холма, пройдя между теснящимися хижинами городка, чьи соломенные крыши золотило утреннее солнце. Центурия за центурией уходила вдаль по длинной дороге, ведущей в Иску. И впереди колонны вспыхивали то золото, то киноварь знамени. Солнце слепило; Марк прищурил глаза и долго следил за этим сверканием, пока оно не растворилось в ярком утреннем свете. Последний погонщик обоза скрылся за пригорком, ритмичный топот тяжелых сандалий перестал сотрясать воздух, и Марк остался один на один со своей первой самостоятельной службой.



ГЛАВА 2

ПЕРЬЯ НА ВЕТРУ.

Прошло несколько дней, и Марк так втянулся в жизнь гарнизона, как будто не знал никакой иной. Все римские крепости были построены примерно по одному образцу, и жизнь в них протекала тоже на один лад. Так что знакомство с любой — будь то построенный из камня лагерь преторианской гвардии, или крепость из обожженной глины на Верхнем Ниле, или же здешняя крепость в Иске Думнониев, где валы возводились из прессованного торфа, а знамя когорты и командиры размещались в глинобитных постройках, образующих прямоугольник вокруг двора, обнесенного колоннадой, — означало знакомство со всеми римскими крепостями. Однако немного погодя Марк стал различать и те особенности, которые делали один гарнизон непохожим на остальные. Именно благодаря различиям, а не сходству, Марк скоро почувствовал себя в Иске как дома. Какой-то художник из давным-давно отбывшего гарнизона начертил острием кинжала на стене бани красивую дикую кошку, летящую в прыжке, а кто-то, менее одаренный, нацарапал весьма грубое изображение нелюбимого центуриона. О том, что это центурион, говорили виноградный жезл и знак пониже. На священном участке под навесом, где хранилось знамя, свила гнездо ласточка; позади кладовой всегда стоял своеобразный неопределимый запах. И еще: в одном углу двора кто-то из прежних командиров, соскучившись по южному теплу и краскам, посадил розовый куст в большом каменном кувшине для вина, и в гуще темной листвы уже краснели бутоны. Этот розовый куст вызвал у Марка ощущение преемственности, связи между ним и теми, кто был на границе до него, и кто придет потом. Куст, видно, рос тут давно, он уже не помещался в кувшине, и Марк решил, что осенью прикажет высадить его в грунт.

Он не сразу сошелся с остальными командирами. Хирург, который, судя по всему, жил здесь, как и квартирмейстер, постоянно, был человек незлобивый, вполне довольный своей тихой заводью, лишь бы в ней водилась местная огненная вода. Зато квартирмейстер был личностью весьма несносной — сердитый рыжеволосый субъект, которого обошли чином, и теперь он пыжился, желая показать, какая он важная персона. Луторий, командовавший единственным гарнизонным эскадроном дакийских всадников [9] , все отпущенное ему природой дружелюбие расходовал на лошадей, а с людьми, включая и своих солдат, был замкнут и угрюм.