Остия Лидо   ::   Медведева Наталия

Но здесь, в Риме, все потеряло свои привычные ценности и законности, даже если закон только и был для таких, как киевлянин, чтобы нарушать. Здесь он не знал, что будет, если он даст ей по печени. Может, она выскочит из машины, побежит в полицию, а он эмигрант, без документов... Там все менты были схвачены-оплачены, в доле. Вообще все было хуево здесь. Единственный бизнес можно было делать с вновь прибывающими эмигрантами - еще не знающими, что почем. Им можно было сдать комнату в квартире, заранее снятой. Запихнуть в квартиру несколько семей, на хуй, пусть не рыпаются. Сами они ни хера не найдут, им в голову не придет, что есть куча квартирных агентств. И куча квартир в Риме, а не только в Остии, как им говорили. И машину им можно загнать - сбить со счетчика несколько тысяч км, хули они понимают, у них романтика, им во Флоренцию охота, пусть едут, хоть туда доколесят, обратно на автобусе... В Москве можно было прийти к Виктору Семенычу, и он отваливал тебе ящик "Пельзнера" или пять пар "Сеек". И ты был в порядке. У киевлянина был друг в магазине новобрачных. Так он через этого друга несколько десятков немок в шубы одел - через черный ход, за валюту, а не по 500 рублей госцены. Себе наварил 15 тысяч, левой ногой, еще ебал этих немок беложопых, желающих после водки Вольга и Иван.

Никаким Иваном он не был, киевлянин. Был он евреем. Хоть подумал о своем еврействе всерьез, только когда решил свалить. И то ему его друг лучший кстати, бакинец - напомнил, что он еврей и имеет шанс выехать.

...Киевлянин стащил с одной ее ноги колготку и трусы и, неудобно согнувшись, выебал ее. Быстро как-то, не успев сообразить, что он таки ебется первый раз за полтора месяца. Она несколько раз, до еще, повторила, что он дурак, раз не верит, что он пожалеет и что она его предупредила. Ей лень было очень уж сопротивляться. И по движениям его было видно, что он давно не трахался, так что она подумала: "Хуй с ним, это будет быстро. И я его предупредила, пусть попробует что-то вякать после, когда обнаружит, что заразился..." Киевлянин слез с нее и сразу закурил, выругавшись: "Блядь! Во, попали. Свобода, бля!" Он, когда хотел ее поиметь, то представлял, как засадит ей аж по печень, как будет ебать ее, будто глину месить, а ни хрена не получилось. Затмение - ив момент все кончилось. Он кончил. Даже вспомнить будет не о чем. Хотя она была клевая телка, длинноногая. И чем-то похожая на украинку. Глазами черносливовыми. Она, впрочем, не была еврейкой. Это про нее все знали. Хуй знает, кто она такая и как в эмиграции очутилась. Но вот, бля, она качала свои права! Ей давали столько же денег, как и ему в организации этой, столько же, сколько и всем одиночкам. И эти бабы одинокие зверели, наглели и ебли мозги. Им уже нельзя было пригрозить ударом по печени, тем, что не возьму, мол, в ресторан. Кто сам-то, на хрен, в ресторан ходил? Да и что это за рестораны у них в Риме?! Маленькие, темные, все по отдельности сидят, никого, бля, не видно, и тебя никто не видит. И не знает. На хуй вообще в ресторан идти?! В "Асторию" ходили, чтобы увидеть, с кем пришел Коля-жлоб, или чтобы прийти с бывшей Коли-жлоба телкой, или чтобы снять фирму, или чтобы купить грины один к трем. А здесь они все приходили сами по себе, хавали свои макароны, пили свое винишко-кислишко и сваливали тихонько, так же, как и сидели - тихо. Были какие-то клубы, но кто в них на хрен пустит, надо было быть их членом. Или эти, дискотеки, так там было темно, как у негра в жопе, и одни пацанки.

Киевлянин привез ее к ХИАСу, как она просила. Оба они были злы. Он - что не получилось так, как хотелось, она - что ей не поверили. У ХИАСа ее ждал бывший сожитель. Они молча проводили взглядами машину киевлянина и потом только поздоровались.

- Женька, меня выебали. Какой мудак!

- Я что-то мало верю, что можно кого-то выебать в трезвом состоянии.