Пелагея   ::   Абрамов Федор Александрович

Маня-маленькая невозмутимо, в своем всегдашнем синем платке, повязанном спереди наподобие двускатной крыши, а Маня-большая, задрав кверху голову и слегка покачиваясь, что-то втолковывала ей, для убедительности размахивая темным пальцем у нее под носом.

- Чего-то вот тоже маракуют меж собой, - усмехнулась Алька.

- Люди ведь, - сказала Анисья.

- Манька-то маленькая вроде не в духе. Горло, наверно, сухое.

- С чего быть не сухому-то. У ей самая трезвость сичас.

Это та хитрюга с толку сбивает. Вишь ведь, пальцем-то водит. Наверно, траву подговаривает продать.

- Какую? - Алька живо обернулась к тетке. - Это в огороде-то котора? Надо бы маме сказать. Сейчас за виинще-то она дешево отдаст.

- Ладно, давай-чего старуху обижать. Не сейчас Надо торговать.

- Тетка, - сказала немного погодя Алька, - я позову их?

- Да зачем? Мало они сюда бродят?

- Да ведь забавно! Со смеху помрешь, когда они начнут высказываться.

Анисья не сразу дала согласие. Не для них, не для этих гостей готовилась она сегодня-в душе она все еще надеялась, что невестка одумается-придет, а с другой стороны, как отказать и Альке? Пристала, обвила руками шею - лед крещенский растает.

Первой вспорхнула в избу Маня-большая, - легкая, в пиджачонке с чужого плеча, в мятых матерчатых штанах в белую полоску, женского-только платок белый па голове да платье поверх штанов, а Маня-маленькая в это время еш.е бухала своими сапожищами по крутой лестнице в сенях. В дверях согнулась пополам. Затем, перешагнув за порог, начала отвешивать поклоны в красный угол.

- Давай не в монастырь пришла, - съязвила Манябольшая, намекая на давнишнее прошлое своей товарки, когда та стирала на монахов.

- А что? - пробасила Маня-маленькая. - И не в сарай.

- Дура слепая! В углу-то у ей Ленин.

Алька захохотала.

- Ничего, - все так же невозмутимо ответила Майямаленькая. - Власти от бога.

- Верно, верно, Егоровна, - сказала из-за занавески Анисья. - Пензию-то вам не бог платит. Проходите к столу.

- А стол-то у тебя не шатается, Ониса? Нет? - спросила с галюком Майя-большая.

- У тебя в глазах шатается, - усмехнулась Алька.

Тут с улицы донеслось чиханье и фырканье мотоцикла, и она быстрехонько вскочила на табуретку у окна. При этом шелковое, в красную полоску платье сильно натянулось сзади, и белая ядреная нога открылась поверх чулка.

- Алька, - полюбопытстиовала Маня-большая, - какакое у тебя там приспособленье? Под самый зад чулок заправляешь.

- Пояс. Неуж не видала? - Алька удивленно выгнула круглую бровь бровями она была в тетку, - спрыгнула с табуретки, приподняла подол платья.

- Ловко! - одобрительно цокнула языком Маня-большая.

- Како тако поесье под платьем? - Маня-маленькая, близоруко щуря и без того узкие монгольские глаза, вытянула шею. - Нуто те-трусики.

- Трусики! Печь бестолковый! Вот где у меня трусики-то. Смотри! - И Алька со смехом оттянула тугой розовый пояс.

- Тоже кабыть шелковые, - пробурчала Маня-маленькая.

- Я вся шелковая, - хвастливо объявила Алька и, придерживая руками подол платья, игриво повернулась на высоких каблуках.

- Алька, Алька, бесстыдница! - крикнула из-за занавески Анисья, - Разве так баско?

- А чего не баско-то? Не съедим.

- Нельзя так. Она еще ученица, - сказала Анисья и строго посмотрела иа Маню-большую.

- Ученица! Нынешняя ученица - знаем: рукой по парте водит, а ногой парня ищет. Алька! Кого я вчерась видела - огороду с солдатом подпирает?

Алька нахмурилась:

- Ври, вралья! Буду я с солдатом. Я с солдатом-то близко никогда не стаивала.

- Ну, тогда с золотыми полосками. Так?

Против этого Алька возражать не стала.

- Вишь ведь, вишь ведь, - опять зацокала языком

Маня-большая, - кровь в ей ходит! А колобашки-то! Колобашки-то! Колом не прошибешь!

- Хватит, хватит, Архиповна. Я отродясь таких речей не люблю.

- И я не люблю, - подала свой голос Маня-малснькая. - У ей все срам на языке. Я тоже девушка.

Тут Алька от смеха повалилась грудью на стол.