Песочный дом   ::   Назаров Андрей

Мне б такую!

Сахан услышал и съежился, забинтованной роже обрадовался, как подарку, все не так заметно, что одного с ним лица брюхатая идиотка. "Поди и ублюдка родит такого же. И никуда не денешься от него, пальцами затычут: твой он, твой, одним лицом, одной судьбой. Как его ни прозывай, а вырастет - тем же Саханом по двору мыкаться начнет. И подохну - а все в таком .же ублюдке двор места стану да урны очищать, и конца этому паскудству не будет".

Сахан приглушенно взвыл и заметил, что солдат вокруг Степки набилось как мух на падаль, а она смеется тем смехом, который он превыше жизни ненавидел, и не мог понять, щиплют ее уже или она только просится. Тут Сахана прорвало. Сорвавшись на визг, не чувствуя боли расходящихся швов, он заорал:

- Убирайся! Убирайся, тварь подзаборная. Сгинь, сука!

Солдаты как-то поникли, быстро разбрелись по койкам, и одна Степка возвышалась посреди палаты, недоуменно улыбаясь. Сахана било как в лихорадке, он проклинал все, что вмещал его мозг, но слова не шли, кровавыми пузырями лопались у рта.

Наконец Степка поняла, что от нее требуется, выпятив живот, направилась к Сахану, сиротски сдвинула брови, увидев окровавленные бинты на лице брата, но проститься не посмела. В дверях она поклонилась в пояс и сказала напевно:

- Прощевайте, солдатики.

Степка ушла. В тишине прозвучал слабый, приглушенный бинтами голос:

- Злоба-то, паря, душу изъест, постерегись.

# # #

Сахан поднял сжатые кулаки, палата завертелась и погасла - его затянуло в темень, возникли ступени, круто уводившие вниз. Он сошел, ожидая нащупать с правой руки лопату у стены, но промахнулся, сбил ее с грохотом - на топчане зашевелилась Степка, с призывным смешком раскрываясь навстречу, - и он замер, неслышно перевел дыхание. Нашарив лопату, бережно занес ее над головой и с двух рук обрушил на этот смешок. Что-то лопнуло, взорвалось в Степке, оборвав смешок и упав до тонкого, пронизывающего свиста, который он снова и снова рассекал ударами, пока не перестал чувствовать под лопатой тело и не остановился.

Но свист длился, проникал в него невыносимо, и, чтобы подавить его, он закричал, сколько хватило голоса, - и очнулся, ощупал свежую повязку, понял, что возили его в операционную и снова сводили швы.

# # #

Бреда своего он не вспомнил, думал о гаденыше с углем, уделавшем его так, что второй месяц не может оправиться.

Мальчишка вспоминался ему и прежде, но неясно, как рябью отделенный невероятностью того, что посмел поднять на него руку. Но теперь улеглось, чисто стало в сознании - и Сахан снова ощутил непонятную робость, вступившую в него, когда легкая фигурка заслонила собою Кащея. "Что за чертовщина, выругался Сахан. - Какая еще сила за гаденышем? Отца и того нет. Что-то путаю я".

Но он не путал. Сквозь чистоту ночного мрака пылающими глазами смотрел на него мальчишка - и был счастлив. "Счастлив? - недоуменно спросил Сахан и, опасаясь нарушить ясное впечатление, торопливо ответил: - Ну конечно, он счастлив, подлец! Вот кого мне книжник напомнил. Я-то по литературе все шнырял, думал, не у нас счастливых искать - а он рядом. Свободен он от себя, вот в чем фокус. Потому и под лом стал, что светло ему и смерти не страшно. Не трепещет за свою жизнь, выходит, видно, иную волю над собой чувствует - не от нашего мира. Это в них с книжником одно. А что за воля - разберусь, придет срок. Главное - что есть она и пацан знает. Не так знает, чтобы сказать, - а знает. И я узнаю, как над паскудством подняться, научусь счастливым быть. Шестеркой к пацану пойду, век сукой проползаю - а научусь. Больше мне кидаться некуда, везде обман - один пацан и знает. А никто не догадывается, потому что замотаны в свои беды, как солдаты в бинты, и живут на ощупь и видеть ничего не хотят. А я нашел. Тот и зряч, кто ищет, а я и в бреду его искал. А что малолеток он - так это в кого упадет. Вырастет еще. И я с ним.