Письма 1855-1870   ::   Диккенс Чарльз

Что до меня, то я нисколько не сомневаюсь в том, что наше правительство - это самое злополучное правительство, какое только можно себе вообразить, что от него никто (кроме некоторых чиновников) не ждет ни малейшего толку и что тем не менее заменить его абсолютно некем. Пожалуй, это самое поразительное последствие избирательных реформ, укоренившееся у нас, несмотря на возросшее общественное сознание.

Позвольте рекомендовать Вам, как собрату-читателю высокой требовательности, две комедии, обе они написаны Гольдсмитом: "Унижение паче гордости" * и "Добродушный человек". И та и другая восхитительны и так прелестно написаны, что их читаешь с наслаждением. Мой друг Форстер, написавший "Жизнь Гольдсмита", около года назад серьезно занемог и как-то вечером, когда я сидел у его постели, попросил меня почитать ему "что-нибудь гольдсмитовское". Мне попалось "Унижение паче гордости", и пьеса доставила нам такое огромное удовольствие, что, мне кажется, уже на первой странице он почувствовал себя лучше, а к пятому акту был совершенно здоров.

Я в восторге от Вашего рассказа о Холдимэнде *, кланяйтесь ему от меня. Скажите ему, что дочь Сиднея Смита * на свои средства напечатала биографию отца, его избранные письма. Книга получилась очень удачная и во многом представляет его точно таким, каков он был в жизни. Я настойчиво убеждал леди Холланд * опубликовать ее, и, кажется, она выйдет примерно в марте.

Мой старший сын вернулся из Германии, главным образом (как мне кажется) для того, чтобы изучить деловую жизнь Бирмингема. Вся девятка здорова и счастлива, так же как миссис Диккенс и Джорджина. Обе мои дочери полны интереса к Вашим, а одна из них (кажется, я говорил Вам об этом, когда был на Елисейских полях) удивительно похожа лицом на одну из Ваших. Сейчас все они в страшном волнении из-за большой пьесы-сказки, которая будет идти у нас в ближайший понедельник. В доме негде повернуться от блесток, газа, евреев-костюмеров и театральных плотников. Передайте наш общий нежный и сердечный привет дорогой миссис Сэржа и Вашим прелестным дочерям.

Всегда думающий о Вас, мой дорогой Сэржа, и сердечно любящий Вас

Ваш преданный друг.

2

АРТУРУ РИЛАНДУ

Тэвисток-хаус,

понедельник, 29 января 1855 г.

Мой дорогой мистер Риланд,

Я все еще пребываю в величайшем недоумении и никак не могу решить, что читать в Бирмингеме. Боюсь, что в будущем месяце осуществить нашу идею не удастся; какой же из двух приемлемых для меня месяцев предпочтительнее для Ваших бирмингемских намерений - май или декабрь?

Коль скоро я уже прочел в Бирмингеме две свои рождественские повести, я предпочел бы выбраться из этих теснин и выйти в открытое море какой-нибудь из моих больших книг. Я внимательно просмотрел "Копперфилда" (которого люблю больше всех своих книг), имея в виду подготовить для чтения рассказ, который назывался бы, скажем, "Хозяйство молодоженов и крошка Эмили". Но здесь остается еще одна огромная трудность. Дело в том, что в самой книге, стоившей мне неимоверных трудов, все события так переплелись между собой и так тесно слиты воедино, что я никак не могу выделить какие-нибудь из них из общего повествования и рассказать в течение положенного времени о том, как Пеготти искал свою племянницу, или же историю жизни Дэвида с Дорой. Если бы мне удалось этого добиться, получился бы чудесный рассказ, весьма увлекательный и вполне законченный.

Вот как обстоят дела. Не стыжусь признаться, что я и сейчас не могу без волнения взять в руки эту книгу (так велика была ее власть надо мной в ту пору, когда я писал ее) и что стоит мне только подступиться к ней, как я начинаю читать все подряд и при этом чувствую, что не смогу изменить в ней ни слова. Я не забыл о соглашении, которое мы заключили, прощаясь, и искал вдохновения, уставившись на корешки моих книг.