Победа. Книга 1   ::   Чаковский Александр Борисович

Из витрин на него смотрело изобилие, но не крикливое, навязчивое, алчное, часто безвкусное, как в некоторых других западных столицах, а тоже спокойное, разумное, сообразующееся с нормальными потребностями нормального человека.

Конечно, Воронов предпочел бы, чтобы событие, которому наверняка предстояло войти в историю и ради которого он сюда приехал, произошло в Москве или в столице одной из социалистических стран. Это было бы только справедливо. Именно мир социализма долгие годы упорно, методично, терпеливо и неустанно доказывал тому, другому миру, что такая встреча необходима.

Но Воронов понимал, что она была бы невозможна ни в Москве, ни в Софии, ни в Варшаве, ни в какой-либо иной столице социалистической страны. Те, другие, на нее не пошли бы. Финляндия из всех западных стран показывала наилучший пример мирного сосуществования, умения, готовности жить в ладу с миром социализма. Оставаясь частью капиталистического мира, она не присоединялась к блокам, сохраняла самостоятельность и вместе с тем охотно развивала экономические отношения и с Западом и с Востоком… То, что именно Финляндия предложила провести Совещание в своей столице, и то, что Советский Союз, почти все страны Европы, Соединенные Штаты и Канада с этим согласились, было, конечно, далеко не случайно.

…Временами Воронов все же обращался к встречным, спрашивая дорогу. Вскоре он добрался до советского посольства.

Однако проникнуть в здание оказалось делом не таким уж легким. В эти дни во всех дипломатических представительствах были предприняты естественные меры безопасности. Они давали себя знать и здесь. Воронов, разумеется, не знал, что глава советской делегации Л. И. Брежнев намерен остановиться в советском посольстве. Но сотрудникам посольства это уже было известно. Прежде чем пропустить Воронова, дежурный комендант долго изучал его «служебный», в синей обложке заграничный паспорт, расспрашивал, к кому именно он идет. Услышав имя советника посольства, дежурный долго и безуспешно разыскивал его по внутреннему телефону, но в конце концов разрешил Воронову пройти.

Воронов знал, что советская делегация должна прибыть в Хельсинки завтра, 29 июля. Поэтому его не удивляло, что в посольстве стоял, как говорится, дым коромыслом.

Увидеться с послом Воронов и не пытался, но на месте не оказалось ни того советника, с которым когда-то учился Антонов, ни пресс-атташе. Взад и вперед сновали какие-то люди. Воронов сразу определил, что это такие же, как и он, приезжие, – в углу небольшого холла громоздилась куча еще не разобранных чемоданов. Мысленно кляня того неизвестного соперника, который занял его место на теплоходе, где все точно распределено и каждый знает, что ему надо делать, Воронов вернулся к дежурному. Он решил оставить советнику записку о своем приезде, а затем отправиться на теплоход, найти там кого-нибудь из отдела печати советского Министерства иностранных дел и, что называется, включиться в общий поток.

Дежурный прочел записку, посмотрел на Воронова, как будто видел его впервые, и пробормотал:

– Воронов, Воронов… Товарищ советник, кажется, предупреждал… – неуверенно сказал он и стал листать толстую, конторского типа книгу. Потом подняв голову и зачем-то держа указательный палец на одной из строчек, сказал: – Для вас же номер забронирован! Гостиница «Теле». Это недалеко.

И дежурный начал подробно объяснять, в какую сторону надо идти, выйдя из посольства, где повернуть, куда направиться потом и где еще раз повернуть.

Воронов хотел спросить, какого черта он не сказал об этом сразу. Но, взглянув на лицо дежурного, по которому текли струйки пота, на его взъерошенные волосы, понял, что предъявлять ему сейчас претензии просто глупо.