Подземная Москва   ::   Алексеев Глеб Васильевич

Аннотация: Глеб Васильевич Алексеев (1892 — 1938) — человек сложной, трагической судьбы; один из интереснейших русских советских писателей, автор талантливых романов, повестей, рассказов, которые после его гибели не переиздавались.

Захватывающий и напряженный сюжет романа «Подземная Москва» связан с поисками библиотеки Ивана Грозного — величайшей культурной ценности мирового значения, до сих пор не разрешенной тайны русской истории, по преданиям, спрятанной в тайниках подземной Москвы.

---------------------------------------------

Глеб Васильевич АЛЕКСЕЕВ

ПОДЗЕМНАЯ МОСКВА

ГЛАВА ПЕРВАЯ

РАЗГОВОР В ОРАНЖЕВОМ ДОМИКЕ НА НИКИТСКОЙ

Ранним утром на Большой Никитской, в той ее части, где еще тенисты сады и не гулок шум трамвая, у оранжеватого домика, облупленного годами войны и революции, как плохой слоеный пирожок, остановился неизвестный молодой человек в серых гетрах. Внимательно проштудировав надпись: «К сапожнику Суркову — один звонок, к гражданке Оболенской — два коротких звонка, к акушерке Сашкиной — два длинных звонка, к археологу Мамочкину — два звонка длинных и один короткий», он позвонил два раза длинно и один коротко. Минут пять спустя на втором этаже открылось окошко, проклеенное зажелтевшей «Беднотой» [1] , в него глянула непричесанная четырехугольная голова. Глаза головы были сонны, зрачок от сна мутен, в бороде, словно бабочки, трепались приставшие от дрянной подушки перья.

— А-а-а! — хрипловато откашлялась голова. — Я сейчас!

По лестнице, визгливо заскулившей под ногой, без перил, истопленных в голодный год, мимо ванны, выволоченной на площадку в тот же год за ненадобностью да так и оставшейся, молодой человек поднялся в комнату археолога, и тот указал ему на сколоченный из двух макаронных ящиков диванчик.

Было часов шесть утра. На Кудринской площади прошел первый трамвай, от него хлопотливо дрогнули стекла. Молодой человек нашарил в кармане трубку, большим пальцем привычно, одним движением, набил ее табаком, насыпанным прямо в карман. Закурил. Потом, от нечего делать, принялся разглядывать любопытное нутро археологического жилья. Вся правая стена была увешана очень пыльными серыми картонками, на них — обломки кремневых пряслиц, иголок из рыбьих костей, каменных грузил, молотков, топориков и других принадлежностей первобытного человека. В углу над диваном была укреплена берцовая кость их ископаемого владельца. Рядом — прекрасная коллекция расколоченных глиняных трубок времен Тараса Бульбы, ржавый скифский кинжал, с десяток бронзовых наконечников для стрел, растерянных скифами по курганам Украины. На отдельной картонке, заботливо подвешенной под старенькой кисеей, висели две монеты с потертыми надписями «Aristoteles»; под ними рукой археолога было написано: «Русские деньги, сделанные Аристотелем Фиораванти»… — Итак, я к вашим услугам!

Он был нескладно высок, нижняя его челюсть, опоро-шенная плохонькой бородкой, обнаруживала упрямство и волю, нос свисал гнилой серой картофелиной, а в щели, опутанные в брови и ресницы, просвечивали два буравчика глаз, обострившихся от одной постоянной мысли. Молодой человек встал в необычайном волнении. Он подал археологу руку, потом спрятал е-е в карман и снова сел.

— Продолжим наш вчерашний разговор, — сказал он.

— Этому делу, — отрывисто заговорил археолог, — я отдал всю жизнь! Вы помните, когда цари праздновали трехсотлетие, один из современных знатоков подземной Москвы профессор Стеллецкий подавал докладную записку о необходимости широчайших исследований… Ему не только не дали денег, но старались всячески затормозить работу… Я не знаю, что предпринимает сейчас профессор Стеллецкий, но я решился тогда же искать за свой риск и страх.